Владимир Верников - Тропой флибустьеров [Очерки]

В 1651 году остров был не просто охвачен волнениями черных рабов (к тому времени абсолютное большинство его населения составляли негры), доведенных до отчаяния белыми плантаторами, но и потребовал независимости. Казалось, быть войне: Англия направила в далекое Карибское море свой флот, Барбадос приготовился к обороне. Двадцать шесть фортов, опоясавших остров, — почти на каждую милю его длины приходился один укрепленный форт — ощетинились.

Однако все решилось отнюдь не военными средствами. Командующий мятежниками полковник Модифорд, подкупленный и запуганный англичанами, ночью увел к королевским войскам всю свою армию — несколько тысяч солдат. С непокорными жестоко расправились, а вознаграждением за предательство был пост наместника британской короны на соседней Ямайке.

Не раз еще переживал Барбадос бурные дни. Познал он и борьбу европейских колонизаторов за право владеть им. Одна только Голландия дважды — в 1651 и 1655 годах — посылала к его берегам свои вооруженные эскадры, но англичане сумели отразить нападения и удержать остров. А еще были испанцы и французы, были бесчисленные пиратские налеты, терзавшие не только Барбадос, но и все остальные острова этого района. Словом, есть что вспомнить…

— История нашей страны, — продолжал министр, — во многом необычна. Скажем, еще в 1838 году у нас было отменено рабство, а через некоторое время создан Административный комитет, означавший первый шаг к министерскому правительству. Мы добились от Англии права иметь собственные политические партии и осуществлять во многих случаях внутреннее самоуправление.

Да, барбадосцы давно зарекомендовали себя в глазах Лондона строптивой нацией. И уступки, сделанные им, были вынужденными — «спускались пары» народного гнева. Для того, чтобы все оставалось, в общем-то, по-прежнему: Англия цепко держала в руках свою колонию, ставшую к концу прошлого века ее основной «сахарницей». Лишь начало крушения мировой системы империализма в послевоенные годы и усилившееся на Барбадосе и в других странах бассейна Карибского моря движение за освобождение от векового гнета заставили Англию сдаться. В ноябре 1966 года пришла победа: фиолетово-желтый флаг с черным трезубцем посередине — флаг независимого Барбадоса — в первый раз был поднят над зданием парламента в самом центре столицы.

— Мы — развивающаяся страна, почти без каких бы то ни было природных ресурсов, — сказал министр. — Это значит, что наше экономическое развитие во многом зависит от других государств, — мы почти всё вынуждены ввозить. Пока у нас по-прежнему главной отраслью остается сельское хозяйство, а в нем — сахарный тростник. Но кое-что уже делается и для промышленного развития. Во всяком случае, мы сами теперь хозяева в собственном доме, и это вселяет в нас уверенность и надежду. Мы начинаем забывать о прошлом и думаем о будущем.

Объехать и осмотреть Бриджтаун — «город-мост» — несложно, за час можно вполне управиться. Особых достопримечательностей в нем нет, разве что Трафальгарская площадь с бронзовой скульптурой небезызвестного адмирала Нельсона на высоком постаменте и укрывшееся неподалеку в тени деревьев старинное здание парламента с традиционным для бывших английских колоний микролондонским «Биг Беном». Вот, пожалуй, и все. На этой же стороне залива, разрезающего город пополам, — многочисленные магазины, иностранные банки и конторы различных компаний, прочно обосновавшиеся на центральной Роуд-стрит.

На другой стороне — таможня, портовые склады, узкие улицы, старые одноэтажные дома. Когда-то обе части города соединял легкий бамбуковый мостик, построенный еще индейцами-араваками и давший название городу. Но сейчас его нет, а по современным мостам Чемберлена и Виктории сплошным потоком идут автомобили. Нередко прямо у городских зданий, выходящих на залив, можно увидеть швартующийся бриг «Веселый Роджер» с непременным черным пиратским флагом. Страха он ни у кого не вызывает — туристская приманка, не более…

В тот день, вдоволь побродив по городу, я направлялся в парламент, где условился о встрече с давним знакомым. По раскаленным от полуденного солнца улицам неслись открытые, продуваемые насквозь городские автобусы, обвешанные пассажирами, и машины самых последних марок. Полицейский, чем-то похожий в своей форме на опереточного актера, усиленно жестикулировал, разводя потоки автомобилей на Трафальгарской площади. А совсем рядом, громко и весело переговариваясь, докеры разгружали только что пришедшую откуда-то шхуну. Казалось, она сошла с рисунков из книг о пиратах. Но это уже было не для туристов — шла обычная работа, обычная жизнь порта.

— Вы ждете мистера Адамса? — обратился ко мне полицейский, дежуривший у входа в парламент. — Поднимитесь по лестнице и наверху подождите его. Он к вам сейчас выйдет.

Потертые деревянные ступени были диссонансом внешнему виду этого старинного, добротной каменной кладки здания. Похоже, что все триста лет существования парламента так и пролежали эти пальмовые доски, думал я, поднимаясь. В небольшом холле было шумно и накурено, пререкались какие-то солидные, одетые в строгие костюмы и при галстуках (это в такую-то жару!) люди, сновали официанты с холодной водой и кофе, стучали машинки журналистов, спешивших передать последние новости с сегодняшних прений в парламенте.

Мой знакомый — Том Адамс, тогда еще лидер оппозиционной лейбористской партии, популярный в стране политический деятель, а ныне премьер-министр страны — появился тут же и, протягивая руку, потащил меня за собой:

— Пойдемте в зал. Я договорился со спикером — вам разрешено присутствовать. Сядете на скамьях для прессы и послушаете, а потом поговорим.

Я разглядывал зал заседаний, куда так неожиданно попал, и вслушивался в ход прений. Стены, украшенные портретами английских королей, великолепный резной потолок из дерева, старинные, но ничуть не поблекшие витражи, большой герб Барбадоса, под которым восседает в своем кресле, как на троне, спикер парламента. Он уже без традиционного английского парика и мантии, а в обычной одежде. Иногда раздается звон его колокольчика — призыв к спорящим сторонам соблюдать спокойствие. Справа от него — депутаты правившей тогда демократической партии, слева— оппозиционной лейбористской. Обсуждаются, как можно понять, проблемы образования.

Вот встает мистер Хайндс из лейбористской партии и задает министру образования Э. Сандифорду сразу десять вопросов. Тот уверенным голосом отвечает. Раздаются реплики — министр парирует. Еще реплики. И еще. Да, кажется, его «загоняют в угол». Во всяком случае, он начинает заикаться, судорожно что-то ищет в своих бумагах, но не находит. Со стороны оппозиции раздается громкий смех. Хайндс вскакивает с места и, ни слова не говоря, с видом победителя многозначительно разводит руками. Что-то кричат с другой стороны, но в поднявшемся общем гвалте трудно понять, что именно. Спикер — уже через микрофон — восстанавливает тишину.