Рудольф Итс - Камень Солнца. Рассказы этнографа

Коллекция Кунсткамеры сохраняет память об этом народе, который после завезенной в 1920 году эпидемии оспы начал исчезать с лица земли. Из многотысячного населения Огненной Земли осталось несколько человек. Они не любят вспоминать о кровавых годах прошлого, суровая жизнь приучила их к молчанию, но они ничего не забыли. Когда посмотришь в их полные глубокой печали глаза, кажется, что они спрашивают: «А знает ли мир о нас?»

— Опять пучки костяных проколок! — досадливо произнес Михаил Николаевич, с трудом поднимаясь на край расчищенного могильника.

...Четырнадцать тысяч лет назад на остров, маленькой песчаной каплей расположившийся посередине огромного, как море, Онежского озера, лодки прибывали только в сумерках. Горели яркие факелы. Молчаливые люди племени щуки или окуня медленно выносили на берег колоды, грубо отесанные каменными топорами. В колодах лежали погибшие соплеменники. Далеко, особенно далеко по воде, разносилось заунывное пение — погребальный гимн храбрым воинам, мудрым старцам, покинувшим мир света и переселившимся теперь на Остров Мертвых.

Живые молча ворочали валуны, каменными ножами долбили песчаную землю, выбрасывая ее пригоршнями.

В неглубокую яму опускали колоду и аккуратно рядом с усопшим укладывали каменный нож, принадлежавший ему, крючки и гарпуны, прясла и грузила для сетей, стрелы, лук и... пучок каких-то костяных проколок.

Умершим женщинам клали бусы, костяные иглы и одну-две проколки из кости прямой формы, которые употребляли при шитье одежды, носили как украшение. Пучки костяных проколок изогнутой формы клали в могилы мужчин, в могилы воинов!

— Вы чем-то расстроены, Михаил Николаевич? — участливо спросил начальника экспедиции рослый практикант археологического отряда Костя Сергеев.

— Голубчик, — Михаил Николаевич так обращался ко всякому, невзирая на пол и возраст, — голубчик, вы знаете, зачем древним рыболовам нужны пучки проколок?

Костя выразительно пожал плечами.

— Я тоже не знаю. Глупо дожить до седин, копать сорок лет, шесть раз находить такие пучки и не знать их назначения. Глупо, но не смешно. Вы зря, голубчик, улыбаетесь, это не пустяк.

Михаил Николаевич совершенно не умел сердиться. Никто из участников экспедиции не мог припомнить случая, чтобы он повысил голос или насупил брови. Массивная фигура Михаила Николаевича, казалось, источала природную доброту. Отношения во время полевых археологических работ по традиции не были официальными. Костя примирительно заметил:

— Михаил Николаевич, да это на самом деле пустяк. Всем уже известно, что такие пучки соответствуют рыбацкой, простите, рыболовной культуре, а все остальное детали...

И тут Костя понял, что продолжать в том же духе опасно. Михаил Николаевич как-то ощетинился и громовым голосом перебил:

— Рыбацкая культура! Голубчик, да вы курица, а не археолог. Есть рыбачьи лодки, рыбацкая уха, а культура рыболовов. Пора бы знать. Ничего себе пустячок! Шестьдесят лет назад впервые нашли этот предмет. Шестьдесят лет не могут понять, что он значит, а вы — пустяк! Вам просто наплевать на суть, на истину. Наука требует от нас: скажите, как жили люди прежде, каков был их быт, какие вещи окружали их? Да вы понимаете, что говорите? — Михаил Николаевич вздохнул, и голос его стал обычным, немного задумчивым. — Мы собираемся лететь к звездам, не я, конечно, а другие, нести свои знания о своей планете. А так ли хорошо мы знаем ее? Может быть, пучки, которые кладут рядом с телом рыбака и воина, всего лишь неизвестная частность, но не пустяк!

Пристыжённый и немного обиженный за «курицу», Костя присел у края могильника.

Михаил Николаевич, продолжая мысль, громко сказал:

— Василию Федоровичу будет интересно узнать о нашей находке.

Костя поднял голову.

— Василий Федорович — чистый этнограф, разве ему интересны наши материалы?

— Интересны, голубчик. Он много лет собирает данные о рыболовстве в новокаменном веке, сопоставляет их с находками этнографии. В его таблицах пучки проколок всегда вместе с гарпунами, крючками, грузилами.

Солнце стояло еще высоко, хотя было десять часов вечера. Через озеро к острову спешил катер, чтобы забрать всех на материк, где был постоянный лагерь. Островок маленький, в штормовую погоду он оказывался отрезанным от внешнего мира. На островке был аварийный запас продовольствия, палатки, но без особой нужды на нем не оставались на ночь.

— Костя. — Михаил Николаевич обнял практиканта за плечи, и они не торопясь пошли к косе, к причалу. — Дайте телеграмму Василию Федоровичу.

Костя обрадовался. Ему неприятен был собственный промах, и с готовностью он ответил:

— Вот он обрадуется! А что сообщить?

Михаил Николаевич как-то странно улыбнулся:

— Сообщите так: «Найден еще пучок костяных проколок»... Он так обрадуется!

Тон, каким была произнесена последняя фраза, вызывал сомнение, доставит ли на самом деле сообщение радость Василию Федоровичу, но Костя не обратил на него внимания.

Когда прибыли в лагерь, Михаила Николаевича утащили археологи показывать новые находки, а Костя помчался на почту.

...Кончилось лето и с ним летняя практика. Как-то накануне ноябрьских праздников Михаил Николаевич назначил Сергееву встречу в Институте этнографии, где Костя бывал редко, хотя этот институт располагался на противоположном берегу Невы. На третьем этаже у этнографов размещались коллекции по антропологии и археологии каменного и бронзового веков. Проходя по музейным залам, Костя встретил Василия Федоровича.

— Здравствуйте, Василий Федорович! Вы не видели Михаила Николаевича?

Василий Федорович — седой, в длинном синем халате — равнодушно кивнул и, нахмурившись, отчетливо произнес:

— Ваш шеф скоро придет. Вам не следовало так шутить. Молоды еще.

Костя опешил. Он ничего не понимал. Разве когда-нибудь он посмел бы совершить нечто подобное по отношению к Василию Федоровичу, человеку, пользующемуся огромным авторитетом и у этнографов, и у археологов.

Василий Федорович быстро пошел дальше, но Костя догнал его.

— Простите, Василий Федорович, но я ничего не понимаю. Тут недоразумение.

— Что же вы, и телеграммы мне не посылали?

Вспомнилась улыбка Михаила Николаевича, его возглас: «Он так обрадуется!» Влез в историю.

— Василий Федорович, постойте! Я не знал, что...

— Вы не знали, что я слышать не могу об этих пучках, которые всюду путаются, нарушают схему? Да я во сне вижу крючки, гарпуны и проколки в пучках! Не знали... Конечно не знали, а все-таки так шутить не стоило!