Леонид Савельев - Следы на камне

Археоптерикс — первая птица. Она была хищной птицей и чаще ела маленьких зверей и насекомых, чем плоды и фрукты.

Клюва у археоптерикса не было. Голова была покрыта только редкими перышками, главным же образом ее покрывала чешуя. И, наконец, самое важное, крылья археоптерикса были вместе с тем и его передними ногами; в каждом крыле было по три пальца, и на концах этих пальцев росли когти.

Таким образом, когда археоптерикс летал, он пользовался своими передними конечностями как крыльями; а когда он бегал по дереву, он пользовался ими же как ногами, цепляясь острыми когтями за кору ствола и за ветки.

В наши дни в Южной Америке, в Британской Гвинее, живет птица, которая немного напоминает археоптерикса. Ее зовут гоацином. Когда гоацин кричит, его голос походит больше на кваканье, чем на крик птицы. У птенцов гоацина на крыльях есть коготки; птенцы ползают, хватаясь ногами и крыльями за ветки; если опрокинуть их гнездо, они начинают цепляться клювом, крыльями, ногами за все, что попадется, стараются вскарабкаться как можно выше…

Южноамериканская птица гоацин. На крыльях ее, как когда-то у археоптерикса, растут коготки.

К концу мезозойской эры появилось уже очень много разных птиц. Некоторые из них, охотясь за рыбами, научились отлично плавать и нырять и даже отказались от летания. Такой хищной плавающей птицей была гесперорнис. Она была самой большой птицей из всех. У нее, как и у археоптерикса, были большие зубы и гладкие мягкие перья. Она прекрасно плавала, была неутомимым рыболовом, но совсем разучилась летать.

Гесперорнис — огромная ныряющая птица.

Но сам археоптерикс к тому времени, вероятно, уже вымер. Он был первой, еще несовершенной птицей, и его вытеснили его же потомки. Он жил в середине мезозойской эры, в юрском периоде.

Тот археоптерикс, кости которого дошли до нас, жил, вероятно, у морского берега и мертвый попал по какой-то случайности в море; благодаря этому и сохранился его скелет…

Таким образом, в середине мезозойской эры произошло одно из самых важных событий в истории животных — завоевание воздуха. Это завоевание шло одновременно двумя разными способами: в воздух ринулись и ящеры с летательной перепонкой, и ящеры с зачатками крыльев; первые — птеродактили — вымерли потом, не оставив потомства, вторые дали начало птицам.

Собственно говоря, это было не первое завоевание воздуха. Ведь стрекозы научились летать уже миллионов за полтораста лет до этого. Тогда насекомые впервые поднялись на воздух, и в лесах каменноугольного периода, помните, летала уже огромная стрекоза. Как с завоеванием суши, так и с завоеванием воздуха потомки тинопуса, по сравнению с членистоногими, запоздали. Но зато, завладев сушей, позвоночные животные стали ее хозяевами, а завладев воздухом, они — сначала ящеры, а потом птицы — стали самыми сильными среди всех летающих и принялись истреблять насекомых.

Но насекомые тоже развивались. В то же самое время, когда ящеры завоевывали землю, воздух и воду и вырастали в чудовищных великанов, в это же время появились на Земле крохотные существа — муравьи. Где-то в лесах, под папоротниковыми пальмами или у подножия красных деревьев, появились первые муравейники.

В первый раз в истории жизни на Земле тысячи миленьких живых существ зажили дружно, как члены одной крепкой организации, одного общества, защищая друг друга и деля труд между собой.

Это было таким огромным преимуществом, что до сих пор не понятно, почему муравьи не развились еще выше, не победили всех других животных, не стали хозяевами Земли. Быть может, главным препятствием к этому была их слишком уж малая величина. Действительно, стоит только представить себе на минуту, что муравьи стали бы увеличиваться за те сотни миллионов лет, которые протекли со времени их появления на Земле, стоит только представить себе это, чтобы вся картина жизни на Земле сразу совсем переменилась.

Муравей величиной, скажем, с собаку, это было бы страшное, непобедимое существо. Какая сила могла бы противиться бесчисленной армии муравьев, дисциплинированной, никогда не отступающей, добивающейся цели с несокрушимым упорством? Вероятно, все более крупные животные были бы истреблены, человеческий род никогда не возник бы на Земле. Но сами муравьи, быть может, научились бы к нашему времени не только строить замысловатые жилища, прокладывать подземные дороги, доить тлей, чтобы питаться их сладким соком, — все это муравьи делают и сейчас, — они, быть может, научились бы и выделывать разные инструменты, строить машины, завели бы в муравейниках свои школы и библиотеки. Чего только не могут достичь существа, живущие организованно, неустанно работающие и помогающие друг другу!

Словом, тогда не было бы людей, но были бы другие разумные существа на Земле. И не мы, а муравьи изучали бы тогда, наверное, историю Земли.

Все это, однако, только фантазия. По каким-то наследственным свойствам, заложенным в организме, муравьи не стали большими, остановились навсегда в своем развитии, остались крохотными трудолюбивыми букашками…

В мезозойскую эру появились не только муравьи. Множество новых насекомых ринулось в воздух. Пчелы, осы, бабочки заплясали над Землей. Именно тогда появились и, к сожалению, существуют до сих пор назойливые мухи и несносные комары.

Таким образом, середину мезозойской эры можно назвать веком воздухоплавания: множество разных животных — ящеры с летающей перепонкой, зубастые птицы, насекомые разных видов — устремились в воздух и завоевали его.

Этот новый расцвет насекомых объяснялся, вероятно, начавшимся обновлением лесов. Леса, луга, болота стали постепенно принимать другой вид. Земля покрылась теперешними, знакомыми нам, цветами и травами, выросли новые деревья — дубы, буки, тополи, черешни, ивы, березы; появился виноград.

Если бы мы могли каким-нибудь чудом перенестись на сотню миллионов лет назад, заснуть и вдруг проснуться в меловом периоде, на исходе мезозойской эры, мы, пожалуй, удивились бы не так уж сильно, потому что Земля тогда имела приблизительно такой же вид, как теперь. В воде плавали знакомые нам рыбы, над цветами вились жуки и бабочки, воздух рассекали птицы, хотя и не совсем такие, как сейчас, но все же похожие на наших, — крылатые птицы. И те же деревья, что растут сейчас, росли и тогда.