Юрий Фролов - От инстинкта до разума [Очерк науки о поведении]

Эти и тому подобные данные позволили Ч. Дарвину и другим учёным утверждать, что человеческий род, имея общие корни со всем животным миром, в доисторические времена отделился от других родов отряда приматов и что поэтому историю развития поведения высшего существа — человека — можно лучше понять и объяснить, сопоставляя его с поведением обезьян. Ч. Дарвин высказал мысль об эволюции человека сначала в 1859 году, в очень осторожной форме, а впоследствии подробно её обосновал.

Несмотря на убедительность теории Ч. Дарвина, это положение вызвало бурю негодования со стороны английских попов и их приспешников, утверждавших, что происхождение человека не имеет ничего общего с происхождением животных, включая и обезьян. Постепенность перехода от низших приматов к высшим эти мракобесы упорно замалчивали. Известно, что даже и сейчас, когда учение Дарвина об эволюции признано во всём мире, во многих штатах США преподавание дарвиновской теории, в том числе учения о происхождении человека от древних обезьян, когда-то населявших землю, считается преступлением.

В своих доказательствах эволюции Ч. Дарвин начинал, как всегда, с анатомии. Строение ушных раковин шимпанзе отличается характерным краем. Следы происхождения ушной раковины как шимпанзе, так и человека от низших форм животных, обладающих остроконечными ушами, отмечаются в виде особого бугорка в верхней части нашего уха. Этот Дарвинов бугорок — одно из важных свидетельств животного происхождения человека (рис. 21), в котором все могут убедиться при внимательном разглядывании уха.

Рис. 21. Доказательство общности происхождения человека и обезьяны. Слева — ушная раковина человека, справа — ушные раковины обезьян. В верхнем заднем углу раковины уха человека находится небольшой выступ (Дарвинов бугорок), который указывает на то, что у наших животных предков в этом месте находилась более удлиненная часть ушной раковины.

Обратим внимание также на волосяной покров, который имеет такое огромное развитие у обезьян, а у человека в большинстве случаев сохраняется лишь в виде мелких и тонких волосков. Направление этих волосков в общем соответствует их направлению на теле шимпанзе или оранга. Если засучить рукав и взглянуть, куда направлены волоски на нашем предплечье (ниже локтевого сустава) и на плече (выше локтя), то окажется, что они направлены в прямо противоположные стороны. Это подчёркивает древнее происхождение волосяного покрова. Сидя под проливным дождём, оранг закрывает руками голову. Потоки воды свободно скользят по направлению волосков как с плеч, так и с пальцев рук оранга и стекают с локтевых пучков волос подобно тому, как вода стекает из жёлоба водопроводной трубы. В результате он выходит буквально «сухим из воды», а это очень важно в условиях тропических ливней.

Что касается органов чувств обезьяны, например глаз, то сходство их строения и даже выражения с человеческими глазами поразительно. Глаза всех обезьян (а не только человекообразных) замечательны тем, что они смотрят не в стороны, как у других животных, а направлены прямо вперёд. Зрение обезьяны, как и слух, отличается точностью и остротой.

Обоняние и вкус развиты у человекообразных обезьян даже несколько лучше, чем у человека, не говоря уже об их изумительном двигательном аппарате, который дает возможность шимпанзе делать чудовищные и ловкие прыжки, перебрасываться с вершины одного дерева на другое. Мышечное чувство их также очень тонко развито. Способность к некоторым сложным и точным движениям тела ставит их выше очень многих людей, даже систематически занимающихся акробатикой. А ведь у обезьяны это «искусство» проявляется уже в детстве. Зато в отношении пользования простейшими орудиями, в том числе палкой, высшие обезьяны, как мы увидим, коренным образом отличаются от человека. Используя предметы человеческого повседневного обихода, они не в состоянии починить даже самой простой вещи, они способны их только ломать.

Самки обезьян кормят детёнышей грудью и подолгу ухаживают за ними. Шимпанзе рождается примерно в столь же беспомощном состоянии, как и человеческое дитя. Оно также учится ходить при содействии родителей. Шимпанзе живут семьями, и, если новорожденный умирает, то самка плачет «горькими» слезами и долго не решается с ним расстаться. Следовательно, им свойственны весьма сложные эмоции, связанные с заботами о потомстве.

Устройство органов чувств и развитие мозга, характер пищи каждого животного отражаются на отношении между черепной и лицевой частями скелета головы. Нижняя челюсть шимпанзе, как и её зубы, является гораздо более сильно развитой, чем челюсть человека. Это зависит от того, что обезьяна применяет челюсть для пережёвывания грубой пищи и употребляет её в качестве орудия защиты. Шимпанзе также свободно перегрызает челюстями толстые сучки. У человека (а из человекообразных обезьян у одних только шимпанзе и гориллы) мы находим внутри лобных костей, выше глазниц, так называемые лобные пазухи (их нет у оранга и гиббона). Но у шимпанзе надбровные дуги являются значительно более развитыми и представляют собой сплошной костный валик от одного края глазницы до другого.

Лицевая часть черепа человекообразных обезьян менее развита, чем соответствующая часть черепа человека, у которого мы имеем, как указано выше, наибольшее развитие мозгового отдела.

Человекообразные обезьяны обнаруживают очень сложные виды поведения. Однако эти способности ни в коей мере не доходят до отвлеченного мышления. Даже ребёнок, любящий ломать игрушки, если он однажды видел работу взрослых, способен иногда добавлять новые детали, конструировать из деревянных кубиков дома и т. п. В изобретении и усложняющемся обращении с орудиями труда выражается развитие его мозга, проявляются новые качества в работе наиболее поздно развивающегося отдела коры больших полушарий, находящегося преимущественно в лобной части. Этот отдел, имеющий прямое отношение к способности речи, И. П. Павлов называл «второй сигнальной системой».

Несколько слов о мнимом «общественном» образе жизни антропоидов, т. е. человекообразных обезьян. Хотя некоторые виды этих обезьян, собираясь в стада, и могут подражать друг другу, но никто ещё не видел у них даже простейших форм разделения труда, равно не замечено у них и других признаков общения животных друг с другом с помощью членораздельной речи или рисунка, т. е. той передачи опыта, который так характерен для человека и человеческого общества.

Как ни совершенны движения человекообразной обезьяны, как ни близко её родство с человеком, тем не менее она не в состоянии делать того, что может делать человек, даже находящийся на самых низших ступенях развития.