Виталий Бианки - Вести из леса

Будет ещё тепло, но лето переломилось. Первый утренник уже серебрил болота и лесные покосы, на восходе солнца бормотал тетерев, и берёзы вплели первые жёлтые ленты в совсем ещё зелёную листву. Близится осень, нарядная и обильная. Весело стучит молотилка. В домах пахнет свежим хлебом, укропом и грибами.

Ударила первая капля дождя — начались соревнования.

Соревновались трое: гриб подосиновик, гриб подберёзовик и гриб моховик. Кто сильнее?

Первым выжимал вес подберёзовик. Он поднял листик берёзы и улитку.

Вторым номером был гриб подосиновик. Он выжал три листика осины, шесть хвоинок и сосновую шишку.

Моховик был третьим. Он раззадорился, расхвастался. Раздвинул шляпкой мох, подлез под сучок и стал выжимать. Жал-жал, жал-жал — не выжал! Только шляпку свою раздвоил. Как заячья губа стала.

Победителем вышел подосиновик.

Награда ему — алая майка чемпиона!

В тёмном еловом бору, под зелёной елью вырос нынче белый Гриб-Боровик.

Да какой! Всем грибам полковник.

Стоит на зелёной моховой подушке, белую грудь выпятил, шляпа на нём, как румяный хлебный каравай, — во-от такой ширины. И надета чуток набекрень.

Солнышко его сквозь еловые лапы ласково пригревает, тёплый дождик обмывает, — растёт Гриб-Боровик, словно на дрожжах. Всё выше становится, всё толще делается…

Проползал мимо Рогатый Слизень. Увидел под ёлкой Гриб-Боровик и сразу к нему повернул.

— Вот так находка! — говорит. — Сейчас по грибной ноге вползу, под грибной шляпкой укроюсь и начну его поедом есть… Так-то хорошо!

Взобрался Рогатый Слизень по грибной ноге; только собрался поедом есть Боровика, как — на тебе! — помешали.

Бежала по еловым веткам Белка, увидела Гриб-Боровик, хвостом — верть! — и скакнула к нему.

— Вот так находка! — говорит. — Сейчас грибную ногу на месте съем, грибную шляпку на сучок повешу, чтоб сушилась. Так-то хорошо!

А Рогатый Слизень из-под шляпы высунулся, рога длинные выставил:

— Не пущу! Мой гриб!

— Куда тебе, мокропузому, такой грибище, — отвечает Белка. — Тебе самой махонькой сыроежки не съесть. А я на зиму запасы коплю, мне много надо! Убирайся, пока цел!

Испугался Рогатый Слизень, свалился на моховую подушку и уполз. А Белка села на задние лапки, передними ухватилась за грибную ногу и собралась грызть.

Да опять помешали.

Захрустели сучочки, затрещали веточки, закачалась моховая подушка, — и вылез из-за ёлок Медведь. Заметил Гриб-Боровик, тотчас к нему поворотил.

— Вот так находка! — говорит. — Сейчас я его съем целиком!

Белка на пенёк отскочила, засердилась, зацокала:

— Не пущу! Мой гриб!..

— Куда тебе, длиннохвостой, этакий грибище, — отвечает Медведь. — Подавишься!

— Ножку сама съем, шляпку сушиться повешу! — кричит Белка. — Я на зиму запасы коплю, мне много надо!

— Так уж и много! Ты зимой на одних шишках проживёшь, еловыми веточками закусишь. А я, гляди-ка, без пищи всю зиму лежать должен… Мне к зиме потолстеть надо жирок накопить, мясца нарастить. Оттого я сейчас больше всех ем! Убирайся, пока цела!

Испугалась Белка, винтом на ёлку взлетела. А Медведь поднял лапу и собрался с корнем гриб выворотить.

Да опять помешали.

Послышалась из-за ёлок весёлая песенка:

Как услышал Медведь человеческий голос, так — порск! — за ёлку, за другую… Только его и видели.

А из-за ёлки вышел Мальчик-Грибничок с большим лукошком. Увидел под ёлкой Гриб-Боровик, присел перед ним на корточки.

— Вот так находка! — говорит. — Сразу полное лукошко!

Вынул Мальчик-Грибничок ножик и осторожненько, тихонечко подрезал у Боровика корешок.

Положил гриб в лукошко, повернулся и домой пошёл.

А на другой день под ёлкой, на моховой подушке, сразу несколько новых грибов показалось.

Один большой растёт, — для Медведя.

Другой поменьше — для Белки.

Третий маленький — Рогатому Слизню.

На всех теперь хватит!

После жаркого дня вдруг стало холодно. Это сразу почувствовали все лесные твари, кроме тех, кто по целым дням сидит в своих норах.

Такой ночной зверушкой была рыжая полёвка. Она проснулась только вечером. Почистилась и побежала к выходу, поискать себе что-нибудь на завтрак.

Вдруг у самого выхода послышался шорох. Полёвка остановилась. Беда! Кто-то пролез в её жилище. Ползёт навстречу! И чужой запах говорит: «Это незнакомое и страшное животное».

Не успела полёвка опомниться, как в узком проходе норы, совсем рядом, поднялись три змеиные головы.

Полёвка замерла от ужаса. Змеи тоже не двигались и глядели на неё по-змеиному, немигающими глазами. Одна из них высунула длинный тонкий язык.

Полёвка очнулась, попятилась, перевернулась и бросилась ко второму выходу.

Уже впереди светился кружок сумеречного леса…

Но — тот же шорох! Полёвка поняла, что и этот выход из норы захвачен врагами.

Оставался третий — последний. Теперь полёвка уже не бежала. Она пробиралась вперёд очень осторожно, чуть что — назад. Однако всё было спокойно. И вот она на воле!

Но и здесь нельзя было забывать об опасности: лес полон врагов. Полёвка промчалась мимо кучи прелой листвы и юркнула под корни ели.

А в ямке, на куче тёмных гниющих листьев, белели разорванные скорлупки ужиных яиц. Ужата только что их покинули, и холод загнал их в нору полёвки.

В озере жили караси. Они рылись в тине и прятались под большой корягой.

Однажды молодой карасик сказал другим:

— Я карасик крепкий, чешуя у меня плотная, никого не боюсь; надо на мир взглянуть. — Сказал и всплыл.

Не успели другие караси крикнуть: «Постой! Погоди!» — как храброго карасика схватила гагара и понесла через озеро.

Покрутился, пошебаршился карасик у гагары в клюве и затих.

«Эх, — думает, — пропал! И зачем только я всплыл?»

Ударил гагару кречет; выронила гагара добычу. Упал карасик в синие волны. Только отдышался, — цап его окунь-игрунок, тот, что в верхней воде за мальками охотится, и потащил… Повертелся карасик в окунёвой пасти и замер.

«Вот беда, пропал окончательно. И зачем только я всплыл?»