Николай Сладков - Земля солнечного огня

13 января.Резко похолодало. У поселка на обрыве встречена горная птичка-стенолаз.

15 января.Мороз. Майны садятся на овец и верблюдов погреть в шерсти лапки. Заодно что-то в шерсти выискивают. На чердаках замерзло много летучих мышей.

20 января.Потеплело. В песках заворсилась зелененькая осочка.

22 января.Тепло обмануло горлинку, и она снесла яички.

23 января.А ночной мороз их заморозил. А цветам холод не страшен. Цветут подснежники, фиалки, какие-то фиолетовые колокольчики.

24 января.Лысый барсук-медоед вылезал из своей норы, рыскал по холмам и выкапывал из земли спящих черепах.

27 января.Стали слышны ночные концерты диких котов. Воют на барханах так же противно, как их домашние родичи на городских крышах.

День с утра был теплый и солнечный. По стенам ползали мухи, из норки выползла сетчатая ящурка, а вертлявые славки в кустах даже пели. Но с полдня они вдруг притихли, посерьезнели и спать на ночь забрались… под землю, в норку песчанки! И не напрасно: ночью ударил мороз, саксаульник замохнатился белым инеем. Плохо бы пришлось славкам, если бы они заранее о морозе не знали! Ящурки, вон, не успели спрятаться и замерзли.

Нагрянули снега, ударили морозы. Ночью, говорят, было до 30°! Утром у дома подняли замерзшую горлинку и двух воробьев. А за поселком в снегу нашли трех замерзших жаворонков. Они спали в снеговых лунках, да так и не проснулись.

По следам видно, что какие-то птички тоже ночевали в снеговых лунках, но не в одиночку, а целой компанией. Эти все уцелели: в тесноте-то теплей.

Даже вертлявые славки притихли и присмирели. Сидят в глубине куста, тесно прижавшись друг к другу. И из клювиков пар: словно сидят и покуривают.

Первые гости с далеких гор! Зимой, конечно, и в пустыне не сладко, но все же полегче, чем на заснеженных кручах. В поселке появился стенолаз и, как ему и положено, стал ловко ползать по глиняным стенам, совать свой длинный нос во все щели. Поубавил в щелях зимующих мух, пауков и жуков. Залетал, говорят, даже в окна и двери и ловил в комнатах мух и тараканов.

В саксаульнике видели горную горихвостку с рыжей спиной. А над кошарой долго кружил стервятник. Падали не нашел и расклевал потерянный детский ботиночек из сыромятной кожи.

То тут, то там стали встречаться чабанам и охотникам чудные нездешние птицы. Видели сову белую с желтыми, как у кошки, глазами. Сидела неподвижно на земле у норок песчанок. Видели рогатого жаворонка с двумя рожками-хохолками. Видели стайку белых воробьев.

Все это зимние гости из далекой тундры. Не каждый год долетают они до пустыни, только особо злая зима загоняет их так далеко от родины. Странно видеть белую полярную сову, белых полярных пуночек, похожих на воробьев, и рогатых тундровых жаворонков там, где летом жили тропические дрофы-красотки, бульдуруки и сказочные фламинго. Это все равно, что в джунглях столкнуться с белым медведем!

Песчанка на зиму хорошо устроилась. Нора у ней к гнезду длинная, с крутыми поворотами — чтоб ветер не задувал и тепло не уходило. Пол и стены в гнезде утеплены сеном и шерстью, мягкими тряпочками. Рядом, в особом отнорке, уборная. Вот если бы еще и кладовую с запасом — можно бы из норы и нос не высовывать. Но ни кладовой, ни запасов у той песчанки нет. Хочешь не хочешь, а нос высовывай, вылезай на снег и мороз, разыскивай веточки и семена. Чтобы не закоченеть на снегу, носится песчанка сломя голову да с разгона то головой в сугроб, то кувырком с горки. Роет без передышки: снег ли, песок ли, глину. Помойку проверила, под кустом ямок нарыла, на снегу былинки погрызла. А на обратном пути не забыла клок шерсти схватить — чтоб после трудов на морозе на мягком в норе поспать. Отдохнуть, набраться новых сил для новой вылазки.

Выпал глубокий снег. Желтые барханы сразу превратились в белые сугробы. Непривычно идти по пустыне на… лыжах! Непривычно читать строчки следов не на песке, а на снегу. И непривычные события происходят вокруг.

Песчанки не очень-то испугались снега. Холодней у них под землей не стало. Даже теплей: ветер в норы не задувает, ночной мороз не забирается. И еды стало больше: самые вкусные веточки саксаула теперь прямо с сугроба можно достать. Не надо по корявым сучкам карабкаться, стоит только на задние лапки встать.

А раз сыт, то и тепло, а раз тепло, то и снег не страшен.

Тут и там на светлом снегу желтые кучки песка. Это песчанки прочищали выходы из своих нор: по молодому снежку попрыгать, саксауловые веточки позубрить.

А вот для джейранов глубокий снег — беда. Трава сухая под снегом, а разрывать снег — «копытить» — они не умеют. Кусты в пустыне далеко друг от друга, а ходить по снегу джейраны не могут. Не держит их снег, протыкают его их острые, как копья, копытца до самой земли. Приходится грудью снег пробивать. Наст режет грудь и бока, ноги в снегу как спутанные. Хорошо еще, если волков близко нет.

Бредут по снегу измученные джейраны. И в черных глазах их, как слезы, блестит белый снег.

Над пустынным берегом Каспия, словно патрульные самолеты, пролетают орланы и коршуны. А по берегу, как патрульный мотоциклист, пробежит то волк, то лиса. Нет, не выброшенную волнами рыбу ищут сейчас эти клюватые и зубастые хищные «патрули». Ищут они птиц, вымазанных мазутом.

Все море у берега в радужной нефтяной пленке. И перья от нее у водяных птиц пачкаются и слипаются. Обессиленные птицы спасаются от страшного разноцветного моря на берегу и… попадают в страшные зубы и когти.

Старые змеи щитомордники, зимовавшие не одну зиму, и этой осенью заползли на зимовку глубоко в землю. За ними увязались и первогодки, но не все. Иные глупые первогодки зазимовали в летней норе, совсем мелкой. В первой же сильный мороз они все там замерзли. А в зимней норе все уцелели: ни мороз, ни ветер не смогли к ним пробраться.

Все прячутся от холодов кто куда. Дикий степной кот в старую дикобразью нору забился. От мороза и снега спрятался, но от голода и в норе не укрыться. Хорошо песчанкам и сусликам — у них в норах запасы. Хорошо змеям, ежам и ящерицам — спят в норах до весны без забот. А дикому коту плохо: есть хочется, а еда вся попряталась.