Анатолий Никитин - Обществознание. 10 класс. Базовый уровень

В общественной жизни предстоит обеспечить соответствие внутренней политики конституционным положениям. Пройдут годы, прежде чем в России основные признаки демократии приобретут реальные очертания. Но уже в настоящее время многое делается для совершенствования правовых основ государства. Однако предстоит еще сделать немало. В частности, надо сбалансировать полномочия основных ветвей власти – законодательной, исполнительной и судебной. Отработать правовой механизм защиты гражданами своих неотъемлемых прав. Укрепить судебную власть и наделить прокуратуру подобающими ей полномочиями. И наконец, обратить внимание на повышение правовой и политической культуры населения, прежде всего молодежи. Без постоянного повышения уровня политико-правового образования демократия в России не станет реальной.

1. Какой была политико-правовая культура россиян в начале XX в.?

2. Как происходили перестройка и экономическая реформа?

3. Какую роль играет политическая элита в развитии страны?

4. В чем заключаются проблемы федерализма?

5. Каковы перспективы демократического развития России?

1. О чем свидетельствует японский опыт возрождения страны?

Потерпев поражение во Второй мировой войне, Япония была не менее разрушенной и ослабленной, чем ее союзники Италия и Германия. Трагедия Японии заключалась и в том, что у нее, как государства, и у ее народа не было оправданий перед лицом победившего врага. Немцы и итальянцы могли отчасти переложить вину на нацизм и фашизм, «навязанные их народам силой». А подданные японского императора воевали с истинным усердием, не сомневаясь, что защищают справедливое, богоугодное дело. Никто из них не сомневался в конечной славной победе. Помимо строгой воинской дисциплины, солдаты Страны восходящего солнца были связаны древними воинскими традициями, среди которых отмечались действия камикадзе – смертников. Однако одержать победу им было не суждено.

После окончания войны Японии предстояло решать, как жить дальше. Американская оккупация во многом предрешила демократический строй в будущем. Идеи демократического государства зарождались и внутри нации, когда анализировались причины военно-политического краха в середине 40-х гг. Но японцы разумно начали возрождение страны с подъема национальной культуры и образования. Все силы ослабленной нации были брошены в первую очередь на восстановление школ, библиотек, на развитие издательского дела, литературы и т. д. Изучение родного языка, а вместе с ним и отечественной культуры вселило в душу японского народа уверенность в успехе возрождения. В этой стране не нужно было формулировать национальную идею. В истории Японии национальная идея традиционно представляла собой синтез религии и национальных традиций, являясь таким же непременным атрибутом народной жизни, как памятники истории и архитектуры. Возрождение образования и культуры помогло нации избежать раскола и войти в новейшее время сильной во всех отношениях: политическом, экономическом, социальном, научно-техническом, религиозном, культурном.

2. Как Испания перешла от авторитаризма к демократии?

Политическая метаморфоза (превращение), пережитая Испанией в последние десятилетия XX в., способна поставить в тупик не одного опытного политолога. Диктаторский режим генералиссимуса Франко плавно преобразовался в конституционную монархию (официально объявлена в 1947 г., хотя трон оставался незанятым), отличавшуюся бесспорными демократическими достоинствами. Для России переход Испании от диктатуры к демократии особенно интересен потому, что, в отличие от Германии и Японии, он произошел не после военного краха государства, а в мирное время.

Многих удивила безболезненность превращения жестко управляемой страны в демократию западного толка, тогда как на самом деле для удивления не было особых оснований. Ощутимые сдвиги в сторону демократии начались задолго до кончины генералиссимуса и воцарения по воле последнего на испанском троне короля Хуана Карлоса. Франко исподволь, постепенно допускал то, что вводило Испанию в систему демократических отношений на микро– и макроуровне. Верховный правитель страны ненавидел коммунизм, может быть, отчасти – либеральную демократию, но главное, что отличало его как политика, – это сдержанный, консервативный испанский национализм. Любовь к родине, забота о ее величии, благополучии помирила Франко с участниками политических движений, для которых интересы Испании и ее народа значили больше, чем эфемерные манифесты разрешенных объединений. В конечном итоге Франко во многом примирился даже с коммунистами, анархистами и прочими своими противниками в Гражданской войне 1936–1939 гг., о чем свидетельствует общий памятный мемориал ее жертвам.

Режим Франко был авторитарным – жестким, «сильным», подразумевающим несменяемого правителя и отсутствие широких демократических свобод, но допускавшим свободу личной жизни, известную суверенность личности. Франкисты не разрушили церковь (следовательно, не покушались на душу народа). Напротив, католическая церковь в Испании при Франко стала еще влиятельнее. Режим воздерживался от тотальной слежки за инакомыслящими, не проводилось массовых репрессий, допускались гражданские свободы, такие как свобода въезда-выезда и др.

Так страна, долго именовавшаяся «оплотом европейской реакции», без масштабных потрясений сохранила – как многонациональная держава – свое единство (несмотря на сепаратистские выступления в ряде провинций и областей). Словно птица феникс, возродилась Испания теперь уже на демократической основе, явив миру пример политической гибкости, бережного отношения к главному национальному достоянию – людям, богатствам национальной экономики и культуры.

Петр I, рубивший бороды топором и обязывавший пить кофий и курить табак; Павел I, запрещавший танцевать вальс и жестко регулировавший элементы причесок и одежды; неистовость большевиков, декларировавших о намерении «весь мир насилья разрушить до основанья…» – все это иллюстрации одного порядка, закрепляющие понимание российской традиции: отсутствие бережного отношения к частной жизни со стороны властных структур, неразвитость гражданского общества, прерывистость в преемственности опыта поколений ( Л. Сморгунов, В. Семенов, политологи ).

Он взял учебник истории и взглянул на фронтиспи́с – на портрет Большого Брата. Гипнотизирующие глаза глядели на него. Казалось, какая-то страшная сила давит на вас, она проникает в черепную коробку, сминает мозг, запугивает настолько, что вы отказываетесь от всех убеждений, заставляет не доверять собственным чувствам. Дойдет до того, что Партия объявит: дважды два – пять, и вам придется поверить. Рано или поздно они обязательно дойдут и до этого, это логически вытекает из их политики. Ведь партийная философия отрицает не только опыт, но и саму реальность внешнего мира. Здравый смысл – вот самая страшная ересь. И потому самое ужасное не то, что вас убьют за инакомыслие, а то, что вдруг они все-таки правы! Потому что, в конце концов, откуда мы знаем, что дважды два – четыре? Откуда мы знаем, что прошлое нельзя изменить? А если и прошлое, и внешний мир существуют лишь в нашем воображении, и если наш разум можно контролировать в нашем воображении, – то что тогда? ( Дж. Оруэлл, писатель ).