Владимир Соловьев - Степан Разин и его время

В случае с Усом московские власти проявили терпимость и по той причине, что опасались вызвать новую волну народных волнений. Выступление Уса и без того всколыхнуло огромную массу угнетенных, подготовив почву для крестьянской войны под предводительством С. Т. Разина. Оно стало ее прологом.

Скопление на Дону в середине 60-х годов XVII века массы беглых давало о себе знать: хлеба не хватало. В Москву шли отписки такого содержания: «И во многие-де донские городки пришли с Украины беглые боярские люди и крестьяне з женами и з детьми, и от того-де ныне на Дону голод большой»; «Все казаки, и русские и хохлачи [16] Хохлачи — украинцы. Их отличительной чертой был обычай брить голову наголо, оставляя только длинную прядь волос — хохол. , говорят, что на Дону им жить не у чего». Царское правительство, которое не могло не беспокоить сосредоточение на российском южном рубеже «горючего» человеческого материала, не только не спешило с подвозом продовольствия, но и умышленно сокращало его.

Бывалым казакам было не привыкать к такому положению. Поход Василия Уса, предпринятый в надежде найти у государя жалованье и пропитание, показал донцам всю тщетность подобных намерений. Им не оставалось теперь ничего другого, как прибегнуть к старому испытанному способу поправить свои дела — пуститься «за зипунами» [17] Зипуны — (дословно) платье. Собирательное название военной добычи, которую захватывали казаки во время своих походов. . У казаков были свои изведанные маршруты. Они плавали на Волгу и Яик, выходили в Черное и Каспийское моря. В 1649–1650 годах станичный удалец Иван Кондырев с отрядом в 200 человек нападал на Хвалыни [18] Хвалынь, Хвалынское море — старинные названия Каспия. на торговые суда, предпринимал вылазки на богатые кизилбашские (персидские) села, зимовал на Яике. Потом, явившись с повинной в Астрахань и получив полное прощение, он с большими трофеями вернулся на Дон.

Но год от года обстановка менялась. Если на рубеже 40— 50-х годов московские власти мирились с пиратскими рейдами донцов, с помощью которых осуществлялось сдерживание агрессивных соседей Московского государства, то в 60-х годах, в период длительной войны с Польшей и Швецией, правительство Алексея Михайловича, стремясь избежать обострения отношений с Турцией и Крымом, всячески пресекало походы в их владения «за зипунами». Выход в Черное море с Дона был к тому же заперт вновь отстроенной неприступной крепостью — Азовом, где был сосредоточен пятитысячный турецкий гарнизон, а река перегорожена цепями. Во внешнеполитические планы российского самодержавия не входило и столкновение с Персией. Между тем кизилбашский посол в Москве не переставал обращаться к «Тишайшему» с жалобами такого рода: «С вашей государевой стороны всякие набродные, худые люди, безыменные, беглые, приходят на Гилянские и Мазандеранские места, воюют, людей бьют, грабят, в полон берут; то же делают и над торговыми людьми, которые ходят по морю». Царские власти позаботились перекрыть Переволоку — привычный путь казацких отрядов, где они по суше перетаскивали свои суда с верхних притоков Дона на Волгу. Донцам по пути к Каспию никак нельзя было миновать город Царицын, а здесь-то и стали круглосуточно нести охрану специально направленные сюда для этого государевы сторожевые люди. Причем даром времени они не теряли и свою службу несли исправно. Германский дипломат Адам Олеарий, как раз тогда проплывавший вниз по Волге, пишет, что он видел на высокой горе недалеко от Царицына виселицу, на которой, как ему объяснили, вешали пойманных казаков.

Перенаселенность Дона, скученность там массы беглого элемента, бедственное положение голутвенного казачества толкали недовольных выступить, несмотря на все препоны и преграды, в большой поход. Доброхоты (добровольцы. — Авт. ) стали группироваться вокруг слывшего удачливым головщиком (казачьим командиром. — Авт. ) Степана Разина. Старшина, с одной стороны, косо смотрела на это происходившее помимо нее формирование казачьей ватаги, с другой — ее вполне устраивал отток с Дона лишних ртов и голов, будораживших весь край. Однако она отнюдь не безучастно наблюдала за приготовлениями Разина и решительно воспрепятствовала попытке его отряда пробиться к Азовскому морю. «Домовитые» понимали, что такие действия могут нарушить мир с Турцией, а следовательно, привести к новым осложнениям, а то и разрыву с Москвой, что вовсе не входило в их планы. Но когда в начале мая 1667 года Разин, собравший под своим началом более 600 человек, обосновался близ Паншина городка, между реками Тишиной и Иловлей, на высоких буграх, окруженных водой, старшина ему не препятствовала, хотя богатеи-донцы потерпели от разинцев немалый урон, поскольку те, снаряжая поход, запасаясь продуктами, одеждой, оружием, порохом и свинцом, силой взяли у «домовитых» немало добра и провизии. Не выступила старшина против, и когда в первой половине мая Разин направился к Волге, где для него и его отряда открывался гораздо больший простор, чем на запертом у устья Дону. У казачьей верхушки был свой прямой расчет, который заключался вовсе не только в том, чтобы сбагрить беспокойную голытьбу, но и в ожидании своей половинной доли добычи, ибо многие «домовитые» именно на этих условиях снабдили разинцев оружием, амуницией, предоставили свои речные суда и т. п.

Во второй половине мая 1667 года флотилия Разина по реке Камышенке вышла на Волгу:

Крестьянская война начиналась как традиционный поход «за зипунами». Разве что на казачьих стругах следовало не 150–200 человек, как обычно во время таких рейдов, а около 1500.

В народной песне С. Т. Разин обращается к своим товарищам с такими словами:

Совершавшие прежде пиратские налеты на суда и караваны донские казаки не отличались особой социальной разборчивостью. Иное дело — разинцы. Хоть у них и был лихой клич: «Мы веслом махнем — караван собьем», им уже на первых порах было далеко не все равно, на кого нападать, у кого брать «зипуны». Обогащение, стремление к наживе — для них не главное. Об этом свидетельствуют не только приведенные строки старинной песни, но и конкретные факты.