Татьяна Карчаева - Отечественная история. Выпускная квалификационная работа магистра: методология, оформление и защита

Таким образом, наиболее удачным определением будет следующее: история– наука, изучающая прошлое человеческого общества в его значительных конкретных проявлениях и с его закономерностями.

Однако является ли историческая наука единственной формой познания прошлого? Разумеется, существуют и другие формы исторического познания (донаучные или ненаучные):

• историческая традиция (одна из самых старых форм исторического познания): передававшиеся изустно и впоследствии записанные мифы, легенды, народный эпос, например: «Илиада», «Одиссея», «Песнь о Роланде», «Песнь о Нибелунгах», русские былины;

• мемуары (В. Г. Белинский писал, что мемуары еще не история, а только материалы для нее; Л. В. Гулыга – что автобиография еще не биография, а только источник к биографии);

• искусство – художественная литература, включая исторические романы, живопись, скульптура, прикладное искусство, фото, кино, телевидение (например, обычный человек, не являющийся историком, ассоциирует Отечественную войну 1812 г. с эпопеей Л. Н. Толстого «Война и мир», а революцию 1905 г. – с фильмом «Броненосец Потемкин» режиссера С. Эйзенштейна и т. д.).

Как уже было отмечено выше, наука – это форма сознания, которой присущи: во-первых, строгая доказательность; во-вторых, не образное, а точное мышление; в-третьих, в ее основе лежат теоретические закономерности.

Таким образом, для исторической науки характерны глубина исследования и осмысления материала. Поскольку история занимается прошлым, критерием при определении ее научности является глубина исследования и осмысления прошлого, и с этой точки зрения, например, «История» Геродота – донаучные исторические знания, книга же «Грибоедов и декабристы» М. В. Нечкиной – наука [9, с. 18–21].

Превращение исторических знаний в науку происходило постепенно: по мере исследования материала, с рождением критики исторических источников и формированием теории познания.

Ф. Энгельс полагал, что история стала наукой на рубеже XVIIIXIX вв. В советское время эта граница нередко отодвигалась почти на полвека вперед, при этом подразумевалось, что в подлинную науку историю превратил марксизм. К настоящему времени проявилась обратная тенденция: исторические знания XVIII в. трактуются уже как научные. В свою очередь, доказано, что до XIX в. в описаниях прошлого еще много оставалось небылиц. Это свидетельствует о том, что указанный Ф. Энгельсом рубеж заслуживает внимания вполне оправданно.

Интересным является тот факт, что в самом конце XIX в. возник так называемый антиисторический скепсис: некоторые историософы стали сомневаться в возможности адекватного постижения историей прошлого, доказывая, скорее ошибочно, будто история наукой не является. Эти историософы классифицировали науки не по их предмету, т. е. содержанию, а по методу, следовательно, делили все науки на две группы: номотетические и идиографические.

Номотетические науки (от греч. nomos – закон) изучают повторяющиеся явления с помощью генерализирующего, или обобщающего, метода: физика, биология, другие естественные и технические науки.

Идиографические науки (от греч. idios – своеобразный, особый) с помощью индивидуализирующего метода изучают неповторяющиеся явления и поэтому не могут выводить законы: науки о культуре, история и др., якобы, науками не являющиеся.

Другие ученые соотносили историю с искусством, выдвигая в качестве аргумента тот факт, что в представлении древних история как многовековая традиция была искусством.

Кроме того, на протяжении столетий история являлась отраслью литературы, одним из литературных жанров, подобно эпосу или новелле. Немыслимо представить себе Вольтера лишь как историка: он был литератором, использовавшим и исторический жанр. Шиллер был прежде всего поэтом и драматургом, писавшим и на исторические темы и даже являвшимся профессором истории. Но постепенно история отпочковалась от литературы – сначала в Англии и во Франции – и приблизительно с конца XVIII в. стала наукой. Но отголоски отношения к истории как к разновидности литературного творчества отчетливо слышны еще в первой половине XIX в. [9, с. 22–24].

Быстрое развитие наук в XIX в., ускорившееся и ставшее стремительным в XX в., обусловило естественную тенденцию к интеграции и дезинтеграции наук. Дезинтеграционно-интеграционные процессы в науках захватили и историю. Внутренняя дифференциация исторической науки наиболее удачно, на наш взгляд, охарактеризована в так называемых срезах Ерофеева.

Н. А. Ерофеев выделил четыре «среза»:

• тематический (горизонтальный) – политическая история, экономическая, социальная, культурологическая и т. д.;

• временной , или хронологический (вертикальный) – древняя история, средневековая, новая и т. д. (основы этого членения заложили гуманисты, а полностью реализовали просветители);

• географический , или пространственный (членение по странам/ регионам) – история Российской империи и т. д.;

• методико-исследовательский – источниковедение и историография, которые особенно близки к методологии истории.

Роль истории в жизни общества включает в себя три функции :

1) история как память человечества (функция социальной памяти); 2) воспитательная функция истории;

3) использование исторического опыта – уроков истории (прогностическая функция).

Во-первых, все социальные функции исторической науки исходят из главной: история является памятью человечества. Изъяны человеческой памяти и недостатки истории как общественной памяти не довод против изучения прошлого. Историки повествуют о прошлом по вполне земным, субъективным и объективным причинам: по любознательности, жажде познания и по «социальному заказу», т. е. по требованию общества или его части, предпринимаемому в прямой или косвенной форме. Однако следует знать, что не всякий социальный заказ несправедлив (так, изданием мемуаров А. Марсскотти «Дипломатическая война» итальянские фашисты стремились оправдать свои колониальные захваты, но заказ вызванному в Кремль А. С. Ерусалимскому – отредактировать перевод и написать вводную статью к «Мыслям и воспоминаниям» Отто фон Бисмарка – был оправдан) [9, с. 34].

Во-вторых, все гуманитарные науки призваны воспитывать людей, делать их человечнее. История всегда выполняла воспитательные задачи, но, разумеется, в зависимости от эпохи. Так, в древности это был прямой призыв следовать конкретным положительным образцам, например, подвигу стоявших насмерть воинов Леонида при Фермопилах.

Присущий истории мощный воспитательный заряд очевиден, но важно определить, что и как воспитывать. Ответом на вопрос «Что?» может стать пример патриотизма – любви и уважения к своей Родине, к великим людям и рядовым труженикам, вносившим вклад в ее процветание, создававшим материальные и культурные ценности и защищавшим ее от вражеских нашествий), а также пример общечеловеческих ценностей – гуманизма (человечности), терпимости (толерантности) к народам и отдельным людям, придерживающимся иных взглядов. Ответом на вопрос «Как?» может служить рекомендация, включающая в себя мнение о том, что воспитывать надо на любви к прогрессивным явлениям и ненависти к темным проявлениям прошлого.