Лидия Брагина - Италия в Средние века и раннее Новое время: V–XVII вв.

В социально-экономическом развитии Лангобардского королевства новые тенденции наметились в начале VIII в., особенно в годы правления короля Лиутпранда (712–744), расширившего законы Ротари с целью укрепить центральную власть и создать условия для более эффективной хозяйственной деятельности подданных. Важную роль сыграл изданный в 717 г. эдикт, согласно которому разрешалось наследование имущества, включая земельный надел, по женской линии. Поскольку жена уходила в семейную общину мужа, то теперь открывалась возможность для свободного распоряжения землей (прежде она была строго закреплена за фарой) и утверждения права частной собственности. Начался процесс активной мобилизации земли (купли-продажи, дарений и т. д.), дробления владений, что резко усилило дифференциацию в обществе. Складывались крупные хозяйства в руках знати, монастырей, верхушки церковного клира, где наряду с доменом (нерасчлененной землей владельца) существовало множество мелких хозяйств арендаторов, которые обрабатывали небольшие участки на территории земельного собственника. Формы аренды были различными, некоторые (например, эмфитевсис – наследственное владение на сравнительно льготных условиях) сохранились со времен поздней империи, но в массе своей представляли собой срочную аренду с уплатой чинша (оброка), закрепленного договором. Арендатор не имел права оставить землю, не расплатившись полностью с хозяином. Финансовая задолженность нередко становилась шагом к прикреплению работника к земле.

В законах Лиутпранда уточнялся статус разных социальных категорий. Так, альдии и сервы сближались в правовом отношении: для них устанавливалась одинаковая форма освобождения и обретения нового статуса – вольноотпущенника, равными были и штрафы за их преступления, которые взимались с хозяев. Что же касается римлян, то и в VIII в. лангобардское право на них не распространялось. Если римлянин брал в жены лангобардку (смешанные браки в эту пору уже допускались), то и она, и родившиеся у них дети считались римлянами, подлежали римским законам, имели более низкий статус, чем лангобарды, и были лишены гражданских прав. В то же время эдиктами Лиутпранда возвышалась та часть служилой знати, на которую король опирался в принятии важных решений. Королевские чиновники (iudices) получали более высокий социальный статус, чем остальные свободные лангобарды. Это подтверждалось и законодательно: они приобретали знатный титул – «благороднейшие» (nobilissimi), на них возлагалась обязанность оглашения королевских указов и контроля за их исполнением.

Нередко, однако, наблюдались случаи произвола чиновников: в рассмотрении судебных дел они не всегда следовали законам, проявляли своеволие, а штрафы за преступления не отдавали полностью в королевскую казну. Показательно обоснование одного из пунктов эдикта Лиутпранда от 724 г.: «Если какой гастальд или актор, получив двор для управления… осмелится подарить кому-либо без приказания короля обязанный (к уплате ценза) дом (casa tributaria) или землю, лес, виноградник или луга…(пусть) оплатит все в шестнадцатикратном размере, как (тот), кто крадет королевское добро… Мы учреждаем именно эту главу… так как мы находим многие обманы, причиненные нашими гастальдами или акторами, отчего мы имеем многие муки» [6] Шервуд Е.А. Законы лангобардов. М., 1992. С. 85. . О том, что королевские чиновники не всегда добросовестно исполняли свои обязанности, говорится и в «Законах» короля Ратхиса (745 или 746 г.): «каждый судья должен ежедневно находиться в суде в своем городе, но пусть обманом не сажает других вместо себя… но сам лично заседает и чинит всем суд, не получая от любого человека плату, как уже донесли через писаное послание; кто присудит иначе, лишится своей судейской должности» [7] Там же. С. 116. . Как можно заметить, опора королевской власти на служилую знать не давала должных результатов: чиновники, преследуя личные интересы, проявляли не меньшее стремление к независимости, чем герцоги.

В VIII в. лангобардские короли не только старались упорядочить судебно-административную систему, но и стремились реформировать военную сферу с целью увеличения численности войска и усиления его боеспособности. Как и прежде, в армии служили только лангобарды. Набор рекрутов проводили королевские чиновники (судьи, скульдахии, акторы), которые по приказу короля могли возглавлять и военные отряды. По закону Айстульфа от 750 г. полноправными воинами считались лишь те, кто мог обеспечить себя необходимым вооружением. В армию теперь стали призывать и землевладельцев, как мелких, так и крупных (potentes), при этом воинскую службу можно было заменить отработками по решению чиновников, а это открывало простор для всякого рода злоупотреблений.

Хотя военная реформа усилила армию и повысила политический вес королевской власти, она не умалила самостоятельности герцогов, которые становились полноправными правителями дукатов со своими столицами (часто эти города были и резиденциями епископов), а порой и со своей денежной системой. Складывались тесные связи герцогов с высшим клиром, что усиливало их позиции. Все это вынуждало королей идти на уступки герцогам, особенно в тех случаях, когда те получали возможность самостоятельно вести военные действия. Короли искали опору и в высшей прослойке служилой знати – ее составляли газинды, королевские судьи, и приближенные ко двору «верные люди». Они получали от короля земельные владения на определенных условиях и приносили ему клятву верности. Следует заметить, что социальное происхождение газиндов могло быть самым разным, вплоть до вольноотпущенника, – важна была безупречная служба и верность королю. Эта прослойка служилой знати стала в VIII в. главной опорой королевской власти.

Впрочем, новая форма взаимоотношений короля и служилой знати, связанная с условным земельным держанием феодального типа, не помогла добиться централизации государства и тем усилить его прочность. Поскольку в сфере суда и административного управления складывалась сложная и не очень эффективная система взаимодействия между королевскими чиновниками и герцогами, то возникали частые конфликты, лишь подогревавшие сепаратистские устремления местных правителей. В этом длительном противостоянии центральной и местной власти возобладали эгоистические интересы знати, именно это в первую очередь позволило франкам без особых усилий завоевать Лангобардское королевство, тем более что часть знати перешла на их сторону в надежде на земельные вознаграждения.

Были и другие причины слабости Лангобардского королевства: прежде всего мятежи, которые поднимали свободные лангобарды (ариманны), недовольные разрушением родоплеменных традиций, ростом имущественного неравенства, а также притеснениями со стороны герцогов и королевских чиновников. Малоимущие лангобарды часто оказывались не в состоянии приобрести военное снаряжение, их освобождали от участия в походах, а значит, и от дележа добычи. Военачальники заменяли им воинскую обязанность отработками на земле состоятельных хозяев. Мятежи свободных лангобардов использовали в своих целях как герцоги, боровшиеся за королевский трон, так и насильно захватившие власть короли. Социальные конфликты серьезно препятствовали достижению государственного единства в Лангобардском королевстве, где публичная власть оказалась в руках местных правителей. Все эти факторы предопределили его падение под ударом франков.