Ди Снайдер - Курс выживания для подростков

«Ты извини, я обошла полдюжины магазинов, и все такие куртки уже распроданы», – полуизвиняясь, объясняет мама. Естественно, распроданы: ведь тысяча мальчишек хотели утвердиться именно таким образом. Я разревелся от обиды – сейчас я понимаю, что поступил весьма эгоистично, ведь мама действительно обошла все магазины, чтобы найти мне эту чертову КФС. Но меня буквально переворачивало от жалости к себе – еще бы, жизнь не состоялась! Но каким-то образом она уговорила меня надеть подарок и подтащила к зеркалу: «Гляди (хлюп-хлюп), какая шикарная куртка!» И правда, я раньше никогда такой не видел. Это была куртка вроде той, что носили солдаты армии южан во времена Гражданской войны – с золотыми пуговицами, стоячим воротником и петлицами. Это было нечто. Я перестал реветь.

На следующий день я надел куртку в школу, и впервые люди назвали меня «шикарным». Все хотели знать, где это я раздобыл такую клевую вещь. Я создал свой собственный имидж, и, скажу вам откровенно, носил куртку, пока она не разлезлась в клочья. Я тогда получил очень важный урок того, что значит быть индивидуальностью, и с этого момента во мне стало расти желание быть отличным от других.

Это годы сплошных поисков: ты ищешь развлечений, разыскиваешь хоть какой-нибудь номер журналов «Плейбой» или «Плейгерл» (его надо, конечно же, прятать под матрацем), ты каждый день в нетерпении разглядываешь себя в зеркале – может, уже выросли волосы на «том самом» месте? Но более всего ты жаждешь найти самого себя, понять, что ты такое.

Порой люди доживают до ста десяти лет, так и не узнав, какие они на самом деле, а ты хочешь ответить на этот сложнейший вопрос в свой шестнадцатый день рождения? Твое "я" состоит из массы черт: расовая, половая, этническая и религиозная принадлежность, жизненный опыт, который начал приобретать еще в школе, даже место рождения. Если б я родился в сельском Арканзасе, а не в «среднеклассовом» пригороде Нью-Йорка, сегодня я был бы «Одиноким Ди Снайдером», исполняющем душераздирающие баллады о своем тракторе в стиле кантри-энд-вестерн.

В общем-то, жизнь была бы куда проще, если б ты мог ввести все эти исходные данные в компьютер и получить детальную распечатку «Это – я». И даже точное знание того, что думают о тебе окружающие, вряд ли поможет – наш взгляд на себя зачастую весьма отличается от того, как нас видят другие.

Порой мы так несчастны потому, что большинство склонно судить о нас по лежащим на поверхности, чисто внешним признакам. То есть по внешности. Вот взгляните на мое лицо. Когда я был подростком, оно причиняло мне массу проблем, потому что я…как бы выразится поточнее?…был весьма уродливым подростком. (Не подслащивай пилюлю, друг, скажи им всю правду!) В раннем детстве я был довольно симпатичным (а разве все мы не симпатичны детьми?), и вдруг взросление в компании с половым созреванием начало проделывать со мной довольно злобные трюки. Постепенно я понял, что по общепризнанным стандартам, вовсе даже и некрасив. Это хорошо заметно, когда играешь в «бутылочку»: если горлышко указывает на тебя, девочка морщится, словно ее заставляют поцеловать лягушку. Но мне потребовалось довольно много времени, чтобы наконец-то признаться в этом самому себе.

Я часами разглядывал себя в зеркале, надеясь узреть нагловатого пижона, а не хиляка, над которым издевались одноклассники. Я крутил башкой туда-сюда, пытаясь придать себе вид плотоядный или самодовольный. «Гм (слегка откинув голову)… Черт, я отлично смотрюсь, они просто не замечают. А вот под таким углом (отчаянно вывернув шею), я выгляжу как…как Роберт Плант!»

Это, конечно, трудный путь, но в конце концов я смирился с мыслью, что все эти гримасы и ужимки перед зеркалом – всего лишь гримасы и ужимки. А поскольку я не мог постоянно ходить с вывернутой шеей – не думайте, что не пытался, – я выглядел именно так, как выглядел. Убежден, что все мои наряды, грим, выкрашенные волосы – то, что составляет сценический облик солиста «Твистед систер», – на самом деле попытка сделаться привлекательным пусть и в извращенном, «перевернутом» виде.

Внешний вид – что за чертовски поверхностный повод для суждения о человеке! Но, к сожалению, это та часть натуры, о которой мы не думаем, пока нам не приходится из-за нее страдать. При этом по внешнему виду о людях не только судят – из-за внешнего вида мы попадаем в определенную систему стереотипов. Высокий мальчик должен непременно хорошо играть в баскетбол, а коренастый крепыш непременно должен стать хорошим футболистом. Для девушек ограничения еще жестче: если ты стройненькая и у тебя хорошенькая мордашка, ты, конечно же, станешь популярной, в то время как девушки менее привлекательные даже и не пытаются добиться любви. Помню, что в третьем классе ужасно хотел играть в школьном оркестре на трубе. Но из-за того, что был слишком длинным и тощим, мне достался тромбон. Длинный тощий мальчишка – ему и длинный тощий инструмент.

Это ужасно глупый подход, потому что внешний вид не имеет ничего общего с твоим внутренним содержанием – в конце концов, лицо и фигура достаются от родителей. Ко всему прочему, лет до пятнадцати-шестнадцати именно родители покупают тебе одежку и тащат к парикмахеру (как раз тогда, когда волосы наконец-то обретают нужную длину). Очень важно, чтобы ты сумел убедить родителей, если не доверить тебе самому покупать вещи, то пусть хотя бы берут тебя с собой в магазин. А то стоит им предоставить самостоятельность, и результат может быть самым неожиданным – вроде тех белых ботинок.

Родители, внимание: чтобы по моде одеть подростка, много денег не потребуется. Достаточно одной пары джинсов. И одной рубашки или блузки – но модной. То, что кажется вам «очаровательным платьицем», может стать причиной горьких слез, потому что в этой самой школе никто – вы понимаете? – НИКТО не носит рюшечки-оборочки.

Я так и не смог убедить родителей, что мой внешний вид – один из способов выразить индивидуальность. Когда мне было пятнадцать лет, я начал отращивать волосы – они наполовину закрывали уши и слегка вились на затылке. Но отец у меня – полицейский и человек весьма консервативных взглядов. В один прекрасный день он приказал: «Садись в машину!», и мы поехали к местному парикмахеру. Парикмахеру он скомандовал: «Сделать вот так!» – и указал на свою макушку. У отца была короткая стрижка военного образца – сегодня это выглядело бы что надо, но тогда, в эру хиппи и длинных волос, я мог мог с таким же успехом вытатуировать на лбу «КРЕТИН». И вот он я, стриженный под бокс, а пошла лишь вторая неделя учебного года. Обструкция была полнейшей. Даже те немногие, кого я считал друзьями, смеялись и обзывали меня «стручком» и «лысым». Соседи роптали, собаки рычали, цены на дома в нашем квартале поползли вниз – ну, может, и нет, но мне так казалось. Я заливался слезами, а отец не мог понять, почему («Да он вообще у нас слюнтяй!»)