Герберт Уэллс - ИГРЫ НА ПОЛУ.

Посмотрите на кошку и собаку в яростной схватке внизу. Спуск по просторной прямой лестнице ведет с откоса холма к „Синему Концу". Оба льва, лежащие по каждую сторону лест-

ницы,сделаны из пластилина и исполнены таким непостоянным художником, как Уэллс-старший, он же и мэр „Красного Конца". Вот он здесь налицо. Фотограф наш попал в счастливую минуту в истории-этого города, когда оба мэра беседовали на террасе перед дворцом. Уэллс-младший, мэр „Синего Конца", стоял на лестнице в костюме британского адмирала; Уэллс-старший (одетый всадником), верхом на коне, находился на площадке. Городская стража отдает им честь, а с холма множество музыкантов, одетых в синее (отчасти они скрыты деревьями), верхом на серых конях направляются к ним навстречу.

Пройдя мимо ратуши и повернув направо, мы выходим к зоологическому саду. Здесь нам попадаются двое из наших статских: джентльмен в черном, леди и большой бойскаут, — вероятно, их сын. Мы входим в сад, оберегаемый бородатым привратником, и сразу нам бросается в глаза музыкальное выступление трех со-

бак, исполняющих, как сказал бы путеводитель, - „нежную музыку". Ни в одном из кварталов города нет, кажется, и отдаленного запрета относительно употребления музыкальных инструментов. Да, это не место для укрепления нервов...

В саду содержатся неизбежные слоны, верблюды (которых мы разводим, почему их и имеется достаточное количество), сидячий медведь, доставленный из пещер предыдущей игры, козлы из тех же мест,—теперь они приручены и свободно бегают по саду,—неописуемо неуклюжие слоны-карлики и другие редкие животные. Сторожа носят форму, напоминающую одеяние железнодорожных сторожей и носильщиков. Мы блуждаем по саду, возвращаемся обратно, спускаемся с холма близ оружейной школы, где виднеются солдаты, стреляющие в цель, проходим через огороженное место старой тростниковой фермы и, таким образом, возвращаемся к железнодорожной станции, чрезвычайно удовлетворенные всем виденным и почти одинакового мнения о достоинствах и привлекательности каждого из городских кварталов.

Заводной поезд с шумом подходит к станции. Мы занимаем места, кто-нибудь гудит или свистит за паровоз (который этого не может сделать), поезд вздрагивает, и мы „посылаем долгое, полное сожаления „прости" цветущему и веселому городу Серн"...

Теперь вы видите, как и в каком духе мы устраиваем ваши города. Нужно только немного фантазии, чтобы на сотню ладов дополнять и видоизменять этот план. Вы можете устроить картинные галереи—большая забава для маленьких мальчиков, умеющих рисовать; можно понастроить фабрик или разбить цветник,— что так сильно занимает умненьких маленьких девочек; ратуша может быть заменена укрепленным замком. А еще можно поставить весь город на доски и превратить его в Венецию с пароходами и лодками по каналам и перекинутыми через последние мостами. У нас бывали очень приличные пароходы из картона, с плоскими днищами; имелась и гавань, и пароходы отплывали к отдаленным комнатам и даже в сад, возвращаясь оттуда с самыми замечательными грузами, как, напр., с кипами нарезанных настурций... Затем мы складывали их в мешки из перчаточных пальцев; было у нас и множество игрушечных кранов для подъема тяжестей.

Разумеется, самая расстановка города—уже половина игры. Далее вы придумываете уже различные приключения. Когда я захотел сфотографировать подробную обстановку для иллюстрации этого рассказа, я принял большее участие в устройстве, чем я это обыкновенно делал. На то было добиться цельности картины, выделить ее задний светлый фон, подняв некоторые деревья, не давать одному предмету заслонять другой и т. д. в том же роде. Когда фотографирование было кончено, предметы оказались более естественными. Я ушел из классной комнаты. Когда я снова вернулся туда, то увидал, что группа карабинеров, устремившаяся в трактир, круто повернула назад и беглым шагом стройно и мрачно направлялась к железно дорожной станции. Слон убежал из зоологического сад в „Синий Конец" и важно выступал в сопровождении военного патруля. Первоначально разбросанные скауты дефилировали рядами. Уэллс-старший разрушал магазин „Джокиль и К 0", а возле поворота была выстроена железнодорожная станция „Красного Конца". Бревна из „Джокиль и К 0" очутилось в руках соседних лавочников. Далее, церемониал в ратуше кончился, и стража удалилась. Ко всему этому ветка городской железной дороги убегала в гору к подъезду ратуши, а оттуда в зоологический сад. Это было еще только начало нового периода в деле передвижения, маленькое железнодорожное торжество. Возникло множество остановочных пунктов простого устройства. Уже начали делать массу проездных билетов таких размеров, что пассажиры могли просовывать головы в середину и носить их так, как носит мексиканец свое покрывало. Затем артиллерийская батарея повернула на Высокую улицу, где шел разговор об укреплениях. Предположим, что дикие индейцы пустились через равнины налево и напали на город! Хотя судьба и доныне пощадила наши игрушечные ящики...

Так пойдет дело до уборки в пятницу вечером. Тогда мы срываем крыши и засовываем их посреди книг, осторожно возвращаем заводные паровозы в ящики,— ведь паровозы такая хрупкая вещь!—солдатиков, стат-

ских и животных водворяем в подобающие им места, снова сжигаем деревья,—на сей раз это уж душистые лавры... И все радости, печали, соперничество и успехи „Красного" и „Синего Конца" исчезают, как исчезли Карфаген и Ниневия, империи Ацтеков п Римская, искусства Этрурии и дворцы Крита, замыслы и затеи бесчисленных мириад живших когда-то детей... Быть может, все это и оставляет после себя какой-нибудь след, распространившись в сознании людей, а, может быть, остается лишь одно умирающее воспоминание...

Рис. 3. Железнодорожная станция в „Синем Конце".