Станислав Рассадин - Новые приключения в Стране Литературных Героев

Если бы мы сейчас увидали Гену, то поняли бы, что значит распространенное выражение «как ошпаренный».

Гена.Да... Здорово она меня!.. А все из-за вас, Архип Архипыч! Это же вы меня в эту самую пьесу впихнули и заста­вили чужую роль играть!

Профессор.Так уж совсем чужую? Значит, это не ты тут разглагольствовал, будто детектив – это самое современное искусство и надо, мол, избавляться от всяких сложностей?

Гена.Ну, может, я и правда что-то лишнее наговорил. Но все равно: разве детектив – это плохо? Вы, что ли, вообще против него?

Профессор.Да нет же! Откуда ты взял? Я ведь уже говорил тебе: да, хороший детектив может развивать логическое мышление. И вообще – мало ли в этом жанре превосходных книг? Эдгар По, Честертон, тот же Конан Дойл... В конце кон­цов, как сказал великий Вольтер, все жанры хороши, кроме скуч­ного. Я всего-навсего против того, чтобы остросюжетные при­ключенческие книги предпочитать великой психологической ли­тературе...

Гена.Так я и не предпочитаю! Просто детектив – это то­же здорово! В нем автор как загадает тебе загадку да как рас­кинет перед тобой на выбор сразу несколько ответов, так вот и сиди, ломай голову, какой правильный. Кто убил или похитил чего-нибудь...

Профессор.Да, совершенно верно. «Загадав загадку, автор обязан тут же дать читателю ключи к ней – все до еди­ного».

Гена.Как? Как вы сказали?

Профессор.Это не я. Это некий Роналд Нокс, англи­чанин, который в самом начале нашего века задумал определить те обязательные условия, которые во что бы то ни стало должен выполнить каждый писатель, берущийся сочинить детектив. К примеру: «Автор не имеет права давать разгадку с помощью неожиданностей или сверхъестественных сил, не должен прибе­гать к необыкновенной интуиции персонажа, способной заменить цепочку его доводов» – и так далее.

Гена(с большим уважением) . Видите, как все продумано!

Профессор.Да, без всякого сомнения. Так продумано заранее, словно это не литература, а, скажем, игра в шашки, шахматы или хоть в домино. То есть так же, как игроки, садясь друг против друга, точно знают правила, по каким они будут иг­рать, так и здесь: и автор и читатель, повторяю, заранее знают, что можно, а чего нельзя...

Гена (подозрительно) . Странно вы объясняете. У вас так выходит, что вроде это очень плохо.

Профессор.Нет же, говорю тебе! Просто все эти пра­вила не имеют никакого отношения к тем законам, по которым писали Шекспир и Стендаль, Достоевский и Гоголь...

Гена (упрямо) . А я все-таки считаю, что если бы тот же Гоголь, например, в «Мертвых душах» заставил нас голову поло­мать, то...

Профессор (ему это наконец надоело) . Опять ты про свои головоломки! Ну, ладно. Будут они тебе! Смотри и слушай!

Мы (и они, конечно) в доме полицеймейстера, то есть в поэме «Мертвые души». Идет жаркий спор, и поскольку он именно жаркий, поскольку все торопятся высказаться и перебить один другого, нам не до того, чтобы устанавливать, какую реплику сказал сам хозяин, какую – прокурор, ка­кую – председатель казенной палаты и так далее. Нам ва­жен смысл разговора, и потому мы будем определять собе­седников-спорщиков очень просто: Первый, Второй, Третий.

Первый.Нет, господа! Воля ваша, а мертвые души – это совсем не то! Чичиков их выдумал просто для прикрытия! Здесь скрывается что-то совсем другое!

ВторойА что ж, вы полагаете, здесь скрывается?

Первый.Я думаю, то, что Чичиков – делатель государ­ственных ассигнаций.

Второй (ахнув) . То есть вы изволите сказать: фальшиво­монетчик?

Первый.Да-с! И как это мне сразу в голову не пришло? Всенепременно делатель ассигнаций! Потому что, видите ли вы... А может, и не делатель...

Второй.Так, стало быть, не делатель?

Первый.Да-с! Всенепременно не делатель! Потому что он – слушайте, слушайте, господа! – есть никто иной, как при­ехавший тайно чиновник генерал-губернаторской канцелярии! Ей-богу, так... А впрочем, черт его знает! На лбу ведь не напи­шешь...

Второй.А что если он переодетый разбойник? А?

Первый.Эва, батюшка, куда хватили! Что ж в нем раз­бойничьего? Совсем ничего разбойничьего! И наружность сама по себе благонамеренная, а не разбойничья! И в разговорах его ничего такого не было, которое бы показывало человека с буй­ными поступками! Нет, не разбойник!.. А впрочем...

Третий (до той поры молчавший). Ба! Знаете ли, госпо­да, кто это?

Первый и второй.Кто? Кто?

Третий.Это, господа, капитан Копейкин!

Первый и второй.Капитан Копейкин? Какой капи­тан Копейкин?

Третий.Так вы не знаете, кто такой капитан Копейкин?

Первый и второй.Нет! Не слыхал! Кто ж он такой?

Третий.Капитан Копейкин... Да ведь это, впрочем, если рассказывать, выйдет презанимательная для какого-нибудь писа­теля в некотором роде целая поэма... Капитан Копейкин... Хм... Да... Так вот...

Первый и второй.Ну? Ну?

Третий.Так вот... После кампании двенадцатого года, судырь ты мой, вместе с ранеными прислан был и капитан Копей­кин. Под Красным ли или под Лейпцигом, только, можете во­образить, ему оторвало руку и ногу. Ну, тогда еще не сделано было насчет раненых никаких, знаете, эдаких распоряжений; этот какой-нибудь инвалидный капитал был уже заведен, можете представить себе, в некотором роде гораздо после. Капитан Копейкин видит: нужно работать бы, только рука-то у него, по­нимаете, левая. Ну, судырь ты мой...

Первый.Позволь, Иван Андреич! Ведь капитан Копейкин, ты сам сказал, без руки и ноги?

Третий.Натурально.

Первый.А у Чичикова?

Третий.Ах, я телятина эдакая! То-то говорится: русский человек задним умом крепок! Как это мне... А впрочем, это ничего не значит!

Второй.Как же это ничего не значит?

Третий.А так и не значит! В Англии, можете себе пред­ставить, в некотором роде очень усовершенствована механика...

Первый.Да с какого боку тут Англия?

Третий.Ас такого боку, что видно по газетам, как один англичанин изобрел деревянные ноги таким образом, что, судырь ты мой, при одном прикосновении к незаметной пружинке уно­сили эти ноги человека, можете вообразить, бог знает в какие места, так что после нигде и отыскать его нельзя было!

Первый.Нет, Иван Андреич! Какой там капитан Копейкин! А я вот что думаю: не есть ли Чичиков переодетый Напо­леон?

Второй и третий.Наполеон? Как Наполеон? Ну, су­дырь ты мой...