Вадим Бурлак - Хождение к морям студёным

Нередко человек несправедлив к своим четвероногим помощникам. Завершаются экспедиции, трудные переходы, и тех, без которых путешествие не состоялось бы, иногда делают беспризорными.

Сколько таких четвероногих сирот Севера голодными и больными слоняются по заполярным селениям!..

Пегий тощий пес жалобно смотрел на проходивших мимо людей и скулил, выпрашивая еду.

Подвыпивший мужичок вдруг просто так, без всякой причины, запустил в него камнем.

Пес увернулся, отбежал в сторону и долго, с грустью наблюдал за удаляющимся обидчиком.

Я сошел с тропинки и направился в сторону собаки. Почему-то вдруг вспомнились есенинские строки:

Этому брошенному псу, пожалуй, никто не предложит пожать лапу и уж точно не посвятит подобных строк:

Хмурилась даль. Собирался дождь. Неожиданно я встретил приятеля. Он только вчера вернулся из геологической экспедиции. Разговорились. Вспомнили былые путешествия. Порассуждали о будущих странствиях.

Тем временем пес улегся под скамейкой и задремал. Он вздрагивал во сне и часто вздыхал. Может, снилось ему, как он, молодой и здоровый, мчится в упряжке по заснеженному льду или как спасает хозяина от медведя? А может, видел во сне камень, брошенный человеком?..

Упали первые дождевые капли. Я попрощался с приятелем и снова обратил внимание на пса. Дождь уже разбудил его. Он вскочил и поспешно принялся обнюхивать землю. Наверное, никак не мог понять, откуда берется вода. Пегий бродяга с вниманием стал следить за падающими каплями и слизывать их.

Хрустнула под моей ногой ветка. Пес заметил меня и насторожился.

Я вытянул руки и раскрыл ладони. В них не было ни хлеба, ни камня. И я перестал интересовать его.

Дождевые капли падали все чаще. Пес низко опустил голову и, прихрамывая, затрусил прочь…

Путь человечества, на Север или на Юг, на Запад или на Восток, помимо всего прочего, был еще и дорогой к пониманию меньших наших братьев, к состраданию. А ощутил хоть раз в жизни этот пес человеческое сострадание? Что было у него в жизни? Что ждет впереди?..

Хлеб и камень?..

Много на свете добрых чудаков. И слава Богу! Без них, как без шуток, без песен, без веселых розыгрышей и забав, жизнь была бы унылой. А еще долгие годы странствий убедили меня, что необходимы они даже в серьезных и опасных путешествиях. Порой в экспедициях люди злятся на чудаков — вечно опаздывающих, делающих все наперекосяк, раздражающих своими шутками и наивностью. Но проходит час-другой, досада и недовольство будто сами по себе улетучиваются, а в памяти остаются несуразные оплошности забавных людей, над которыми йотом можно посмеяться и пошутить. С одним таким, на первый взгляд, странным человеком я познакомился еще в детстве. Серега, так звали приятеля, был на четыре года старше меня. На зависть многим мальчишкам он имел ружье. Несколько раз я побывал с ним на необычной осенней охоте.

Отправлялись мы в плавни перед заходом солнца. Пока добирались до островов, пока разжигали костер, наступала ночь. За ужином, как водится, — нескончаемые разговоры, охотничьи были и небылицы. У Сереги их оказывалось в запасе немало. И рассказывал он как-то по-особенному: радостно, громко и весело. Мы спохватывались лишь глубокой ночью.

— Смотри, не проспи! — строго предупреждал Серега и тоном бывалого охотника добавлял: — Гуси прилетят по первому лучу зари. Представляешь, из самой Арктики путь проделали!..

Осенняя ночь обнимала нас едва нарушаемой тишиной и ароматом отцветающей природы. И от этого, как от взгляда в бездонную пропасть, кружилась голова. Казалось, мы попадали в плен ночной бесконечности с ее небом в недремлющих звездах, с захмелевшим ветром, заплутавшим в плавнях, с шепотом уставших ив, с лунной дорожкой на реке.

Мы забирались в шалаш, когда уже никли к земле последние дымные струи костра.

Я долго ворочался, не мог уснуть. Боялся проспать час, когда пролетят над речной заводью гуси и опустятся на отмели.

Но Серега всегда просыпался вовремя. Еще в предрассветных сумерках он вскакивал, разжигал костер и уж затем тормошил меня. Я с трудом выползал из шалаша, зябко поеживался и пялил глаза на мерцающие звезды. Их прощальный утренний свет прогонял сон.

Мы наскоро выпивали чай и отправлялись к засидке.

Идти приходилось на ощупь. Под ногами хрустели мерзлые камышины. Ветви деревьев хлестали по нашим лицам, и глаза надо было прикрывать ладонями.

Когда мы располагались на засидке, начинались молчаливые, студеные минуты ожидания. Холод вытеснял тепло, сохранившееся в теле от утреннего костра и чая. Но мы старались не шевелиться — боялись потревожить рассветную тишину.

Постепенно вырисовывались очертания деревьев, песчаной отмели и речных берегов. Серега многозначительно косился на меня, словно предупреждал: вот-вот они должны появиться…

Светлели заводь, берега и отмель. Ласточки-береговушки, отлетающие на юг, суетились над водой, будто стряхивали в нее остатки сна. Разбуженная их щебетом, стрекотала сорока. Откуда-то из глубины плавней недовольно отвечал ворон…

А гуси не появлялись…

— Вот увидишь, прилетят по первому лучу зари, — успокаивал Серега и то и дело трогал ружье.

Не зрение и не слух, а какое-то иное чувство улавливало в осеннем просторе приближение крылатой стаи. Минута, другая — и мы уже видели и слышали гусей.

Ка-га!.. Ка-га!.. — резко оглашали они окрестность.

Серега привычным жестом вскидывал ружье и прицеливался. Я напрягался в ожидании выстрела, хотя и догадывался, что его не будет.

Стая без потерь проносилась у нас над головой и оседала на другой стороне затона.

Приятель опускал ружье и с наслаждением потягивался.

— А знатно сегодня поохотились!..

И мы оба понимающе улыбались, как будто знали только нам доступную тайну.

Серега забрасывал ружье за спину, и начиналась наша неспешная прогулка берегом реки.

Иногда по пути попадались большие гусиные перья. Мы поднимали их и разглядывали на солнце.

Перо как перо, но в утреннем свете оно покрывалось узором красного золота.

Серега восторгался:

— Видал?! Не простой гусь привел стаю аж из Арктики!..

Он почему-то считал, что перо обронил именно вожак стаи, прилетевшей из Арктики.

Не знаю — не выяснял, почему в этом был так уверен приятель. А Серега прикреплял перо к своей кепке и, словно сам себя убеждая, говорил: