Александр Дитрих - Как игрушки пошли учиться

Хотя солнца не видно — все небо в тумане,— жара и духота, как в бане.

Александр Иванович молчит, утирает пот и пытается перочинным ножом починить часы. Наверное, во время нашего вынужденного купания в них попала морская вода.

Мы попробовали отправиться изучать местность, но тут же провалились по пояс в вонючую жижу. Еле выкарабкались.

Ходить тут вообще невозможно. Интересно, на чем же стоят деревья. Когда выбирались из трясины, Александр Иванович ухватился было за толстенный зеленый ствол и... повалил его. Корней в болоте много, но уцепиться толком им не за что — топь! А ведь где-то есть горы, скалы, настоящая суша... Даже не верится...

...Только что видел быстрого зверька с крысу ростом. Он пробежал по поваленному папоротнику. Александр Иванович сказал, что это не зверек, а... таракан. Вот уж и вправду «таракан ище»!

...Геолог повалил еще два дерева. По ним, как по мосту, мы добрались до маленького мшистого островка. Здесь можно стоять, хотя грязи по щиколотку.

...Нашел несколько огромных розовых грибов вроде шампиньонов. Интересно, ядовитые или нет? Александр Иванович торопливо собирает образцы мхов, лишайников, ломает верхушки зеленых ростков. Этот «букет» доставим домой, для науки. Пойду помогать.

...Продолжаю запись.

Долго работать тут нельзя — очень душно. Пот ручьями. Александр Иванович сказал, что мы пересекли границу палеозойской эры и находимся в ее предпоследнем — каменноугольном периоде. А еще он рассказал, что огромные пространства суши, особенно у берегов, в это время должны быть плоскими и низкими. Собственно, настоящих берегов тут и нет вовсе. Болотистые заросли начинаются прямо на морских отмелях и тянутся в глубь материков. Геолог утверждает — на сотни и тысячи километров. Леса высокие, а еле-еле стоят. Пронесется ураган или просто сильный ветер, и миллионы исполинских хвощей, папоротников, кордаитов — щетинистых предков наших елок и сосен — повалятся, рухнут в трясину. Впрочем, они тут и без ветра падают.

Ни зимы, ни холодов здесь не бывает совсем. Климат, как в парнике, от этого все растет быстро, чуть ли не на глазах. А места мало, тесно, потому и идет здесь непрерывная война за солнечные лучи. Поднажмет молодой побег, сдвинет чуточку корень соседа, и старый ствол, потеряв равновесие, летит в грязь.

Растут, топят друг друга великаны, на упавших валятся новые, новые. Постепенно на дне болот накапливаются толстенные пласты деревьев. Их заносит илом, глиной, песком. Давно нарасти бы этому месту и стать сушей, но земная кора потихоньку опускается, дно становится ниже, и опять падают и падают деревья в болото...

Так отжившие свое леса, слой за слоем, оказываются погребенными глубоко в земле. Здесь, в вечной темноте, без воздуха, сдавленные страшной тяжестью, они превращаются в каменный уголь. А ведь каждое дерево — это не что иное, как сгусток солнечных лучей. Благодаря солнечной энергии в зеленых листьях соединяются материалы, добытые растением из воздуха и из земли. Эти соединения служат как бы кирпичиками, из которых дерево строит само себя. Подожги дерево, древесина станет разрушаться и возвратит солнечные свет и тепло в виде пламени.

Миллионы лет проспят в недрах склады древних солнечных лучей, пока не придет человек и не разбудит их.

Когда Александр Иванович рассказал все это, я хотел записать, что каменноугольному периоду мы обязаны всеми запасами угля. Оказалось, это не верно. Уголь образовывался еще и гораздо позже. Просто время, в котором мы сейчас находимся, оставило гораздо больше угля, чем всякое другое. Так же и меловой период. Он назван так не потому, что весь мел произошел именно тогда. И позже, и раньше в морях жили и умирали крошечные существа, одетые раковинками, но меловой период был хорошо изучен именно по колоссальным отложениям мела.

...Отдохнув, мы снова принялись собирать исторические экспонаты. Мне посчастливилось поймать здоровенную мокрицу и придавить метровую многоножку, очень возможно, ядовитую. Коллекция у нас получилась довольно приличная.

Излазив остров, мы оставили находки на видном месте, повалили несколько стволов и по ним переправились дальше.

Александр Иванович вспугнул что-то вроде жабы, только с хвостом. Тварь оказалась довольно прыткой и успела улизнуть под корни.

Пока мой начальник «охотился», я решил разведать обстановку. Выбрав у края трясины подходящее, наполовину затонувшее дерево, я хотел было ступить на него, но сперва на всякий случай ткнул палкой — не трухлявое ли. Только ткнул — у самых моих ног мгновенно распахнулась желтая зубастая пасть. «Бревно» изогнулось, хлопнуло по жиже хвостом и поползло ко мне. Со страху я всадил палку прямо в глотку чудовищу, отскочил назад и упал.

Когда поднялся, «бревна» уже не было, только еще колыхалась зыбкая, затянутая зеленым пушком поверхность.

Я хотел пойти вдоль берега, когда в глубине островка раздался крик: «Сюда! Скорее!»

Увязнув по колено в грязи, геолог отбивался ремнем сразу от нескольких зубастых тварей. Коротколапые, зеленовато-бурые, они напоминали приплюснутых тупомордых крокодилов. Хорошо еще, что эти дряни ползали медленно, да и ростом были невелики — метра полтора-два. Правда, своими огромными челюстями они так лязгали — глазом моргнуть не успеешь! (Уже потом Александр Иванович сказал, что это еще даже не ящеры, а амфибии, то есть земноводные, вроде жаб и тритонов.)

Когда я подбежал, один двухметровый тритончик забрался в тыл геологу и хотел было ухватить его за ногу, но, получив от меня тяжелой корягой по спине, зашипел, изогнулся дугой и закрутился в тине. От удара коряга переломилась. Пока я искал новое оружие, Александр Иванович отбивался сам. Ремень у моего геолога солдатский, с тяжелой пряжкой, и, какими бы толстокожими ни были эти амфибии, досталось им здорово. Один так и остался лежать у берега. Впрочем, ненадолго — кто-то снизу схватил «крокодила» и утащил в глубину.

— Пожалуй, с нас хватит,— проворчал геолог, размазывая грязь на потном лице.— В этом болоте больше делать нечего. Заберем коллекцию и...

— Домой! — обрадовался я.

— Угу... Только чуть погодя. Видишь ли, нам следует заглянуть хоть на минутку еще дальше. Необходимо, понимаешь? Для науки! Или ты испугался?

Это было обидно, кажется, я доказал, что не из трусливых.

Мы двинулись к островку, на котором оставили собранную коллекцию, но как раз на середине широкой трясины наш мост разъехался. Можно было бы попытаться перепрыгнуть топь, но бревна качались, стали скользкими от грязи. К тому же то тут, то там из коричневой жижи показывались бугорки глаз. Отовсюду слышалось похрюкиванье и шипение. Привлеченные шумом, обитатели болота со всех сторон спешили к месту нашей схватки.