Петр Кропоткин - Идеалы и действительность в русской литературе

Но по мере того, как русская жизнь оживилась; по мере того, как надежды на лучшее будущее нашей родины начинали пробуждаться снова — в молодом движении среди рабочих классов промышленных центров, на призыв которых тотчас отозвалась наша образованная молодежь; по мере того, как интеллигенция начала снова оживляться, готовая на новые самопожертвования с конечной целью завоевания свободы для всего русского народа, — Чехов также начал смотреть на будущность с некоторой надеждой и оптимизмом. «Вишневый сад» был его последней, лебединой песнью, и в заключительных словах этой драмы звучит уже нота, полная надежды на лучшее будущее. Вишневый сад, принадлежащий старой дворянской семье, — волшебный сад, когда вишни были в цвету и в нем звучали неумолкающие соловьиные песни, безжалостно срубается теперь «делающим деньги» буржуа. Ему не нужно ни поэзии цветущего сада, ни соловьиных песен; его бог — звонкая монета. Но Чехов угадывает будущее: он видит имение уже в новых руках, и на место старого вырастает новый сад — сад, в котором все находят новое счастье в новой обстановке. Люди, посвятившие всю жизнь лишь самоуслаждению, никогда не смогут вырастить такого сада; но настанет день, когда это будет сделано существами, подобными Ане, героине, и ее другу, «вечному студенту»...

Влияние Чехова, как заметил Толстой, останется, и оно не ограничится одной Россией. Он довел рассказ до такого высокого совершенства, как одно из средств художественного изображения человеческой жизни, но его можно рассматривать как одного из реформаторов в области литературной формы. В России у него уже имеется значительное количество подражателей, смотрящих на него как на главу школы; но будет ли у них то же неподражаемое поэтическое чувство, та же прелесть рассказа, та же особливая форма любви к природе, а главное — красота чеховской улыбки сквозь слезы? А ведь все эти качества неотделимы от авторской личности Чехова.

Что касается его драм, то они пользуются неизменным успехом на русской сцене, как в столицах, так и в провинции. Они отличаются большой сценичностью и производят глубокое впечатление. В исполнении такой труппы, какою обладает Московский художественный театр, они бывают событием драматического сезона.

В России Чехов был едва ли не самым популярным из молодых писателей. Говоря лишь о живущих писателях, его ставили немедленно за Толстым, и его произведения имеют огромный круг читателей. Отдельные сборники его рассказов, изданные под различными заглавиями («В сумерках», «Хмурые люди» и т.п.), выдерживали по 10—14 изданий, а полные собрания его сочинений (в 10 и 14 томах) расходились в огромном количестве экземпляров; четырнадцатитомное издание в виде приложения к иллюстрированному журналу в течение года было распространено в количестве свыше 200 000 экземпляров.

В Германии Чехов произвел глубокое впечатление. Лучшие из его рассказов были неоднократно переведены, так что один из крупных немецких критиков недавно восклицал: «Tchechoff, Tchechoff, und Kein Ende!» Он начинает также пользоваться широкой популярностью в Италии. Но за границами России известны лишь его рассказы. Его драмы носят чересчур «русский характер», и едва ли они смогут глубоко затронуть слушателей вне пределов России иначе как в хорошем, «русском», исполнении: в Западной Европе подобные драмы внутренних противоречий не являются характерной чертой переживаемой эпохи.

Если в развитии обществ имеется какая-либо логика, то такой писатель, как Чехов, должен был появиться, прежде чем литература примет новое направление и создаст новые типы, уже готовые проявиться в жизни. Во всяком случае, эта старая, уходящая от нас жизнь требовала прощального слова, и оно было произнесено Чеховым.

Наш «Кощей» оказался египетским царем Коучеем; текст, почти параллельный русской сказке, оказался в папирусах. (Прим. пер.)

Английские читатели найдут полный перевод этой поэмы в работе профессора Л. Винера “Anthology of Russian Literature from the Earliest Period to the Present Time”, изданной в 2-х томах в 1902 году фирмой Putham & Sons в Нью-Йорке. Профессор Винер превосходно знаком с русской литературой и сделал очень удачную выборку наиболее характерных мест из произведений русских писателей, начиная с древнейшего периода (911 г.) и кончая нашими современниками, Горьким и Мережковским.

В 1730—1738 годах он был посланником в Лондоне/

За границей книга была издана дважды: Герценом (в 1858 г.) и в Лейпциге (в 1876 г.).

В настоящее время обнаружено, что почти вся подготовительная работа, давшая возможность появления «Истории» Карамзина, была сделана Шлецером, Миллером и Штриттером, а также вышеупомянутым историком Щербатовым, взглядам которого Карамзин следовал в своей работе

Великий русский композитор Глинка воспользовался поэмой Пушкина для создания своей оперы («Руслан и Людмила»), в которой для характеристики различных героев употреблены русские, финские, турецкие и восточные мотивы.

Ее поставили недавно (в 1906 г.) и в Лондоне; но здесь из нее вышел простой прескучный балаган.

В Англии, в особенности во время войны с бурами, а в Америке во время кубинской войны и при президенте Мак-Кинлее развился этот тип воинствующих патриотов и ненавистников всего юга, которых называли jingo — джинго.

Единственным исключением, пожалуй, является вводный эпизод о Фомушке и Фимушке в «Нови», совершенно лишний и неуместный в романе. Введение этого эпизода можно объяснить лишь литературным капризом автора.

Писано было и 1900 году

Это заметило большинство русских критиков. Говоря о «Войне и мире», Писарев (Сочинения, том VI, стр. 420) уже заметил, что созданные Толстым образы живут независимо от намерений автора; они вступают в прямые сношения с читателями, говорят сами за себя и неизбежно приводят читателя к таким мыслям и взглядам, каких автор никогда не имел в виду и с которыми, по всей вероятности, не согласился бы.

Толстой уехал с братом Николаем в июле 1860 года, а Николай умер в сентябре того же года. Возвратился Лев Толстой весной 1861 года. Подробнее об этом периоде жизни смотри у Фета, «Воспоминания» (т. 1, с. 328—369). — Прим. пер .

Полное собрание сочинений Л. Н. Толстого, запрещенных русской цензурой. Т. I. Исповедь. Изд. Горшкова, 1901, стр. 13. — С тех пор, как эти строки были написаны, вышла биография Л. Н. Толстого, написанная Бирюковым и содержащая ряд весьма интересных автобиографических заметок и писем Л. Н—ча. Из них видно, что Л. Н-ч никогда не был философским нигилистом в точном смысле слова. Он продолжал верить и — молиться.