Андрей Цуканов - Философия

С этим связаны и взгляды философа на проблему человеческого самопознания, которое возможно только на пути христианской любви, когда человек совершает творческий переход из своей самозамкнутости в сферу «другого», когда происходит его самораскрытие в «другом». Любовь двух людей, онтологически (т.е. до самых основных глубин) преображает их: «каждое Я, как в зеркале, видит в образе Божием другого Я свой образ Божий».

Идее любви противостоит стремление к самозамкнутости, выраженное тождеством «я-я». Человек, не относящий себя к «другому», остается во тьме, подвергает себя опасности «метафизического уничтожения».

Сам Флоренский испытал такое состояние на собственном опыте однажды во сне. «У меня не было образов, а были одни чисто внутренние переживания. Беспросветная тьма, почти вещественно густая, окружала меня. Какие-то силы увлекали меня на край, и я почувствовал, что это край бытия Божия, что вне его абсолютное ничто. Я хотел вскрикнуть, и не мог. Я знал, что еще одно мгновение, и я буду извергнут во тьму внешнюю. Тьма начала вливаться во все существо мое. Самосознание наполовину было утеряно, и я знал, что это — абсолютное метафизическое уничтожение. В последнем отчаянии я завопил не своим голосом: "Из глубины воззвах к Тебе, Господи. Господи, услыши глас мой!" В этих словах тогда вылилась душа. Чьи-то руки мощно схватили меня, утопающего, и отбросили куда-то далеко от бездны... Вдруг я очутился в обычной обстановке, кажется в своей комнате; из мистического небытия попал в обычное житейское бывание. Тут сразу почувствовал себя пред ликом Божиим и тогда проснулся, весь мокрый от пота».

Эгоистическое погружение в собственную самость приводит человека не к большей цельности, а, напротив, к ее разрушению. Только любовь, основой которой является прежде всего Любовь Божия, связует личность воедино. Противодействие любви со стороны «самости»приводит даже к психическим заболеваниям. Если «самость» победит, то, по мнению Флоренского, может произойти «отделение души от духа» — это он называет «второй смертью». Философ считал, что именно эта проблема должна стать основной в так называемом «Третьем Завете», который, по его мысли, должен будет соединить основные христианские понятия Веры, Надежды и Любви с основными понятиями античной цивилизации — Истиной, Добром и Красотой.

После большевистской революции 1917 года в философском отношении отец Павел Флоренский был обречен на немоту. Его философия неразрывно связана с понятиями Бога и Божественной любви, поэтому статьи и книги его не печатали, публичные выступления ему были запрещены. Флоренскому позволялось работать лишь в научно-технической области — он участвовал в разработке и воплощении плана Электрификации России (ГОЭЛРО), совершил ряд замечательных открытий в области физики диэлектриков.

В 1928 году он был сослан в Нижний Новгород. Потом его все-таки возвратили в Москву, но обстановка вокруг него только ухудшалась. «Был в ссылке, вернулся на каторгу», — так отозвался он о своем возвращении. В 1933 году его арестовали и осудили на 10 лет лагерей. 8 декабря 1937 года по тайному постановлению «особой тройки» НКВД Павел Алексанрович Флоренский был расстрелян.

Сергей Николаевич Булгаков (1871—1944 гг.) родился в городе Ливны Орловской губернии. Предки его во многих поколениях были священниками. Булгаков окончил духовное училище, поступил в духовную семинарию, но в 1888 г. ушел из нее, окончил гимназию в городе Ельце и поступил на юридический факультет Московского университета. Ко времени окончания университета в 1894 г. по кафедре политической экономии Булгаков был убежденным марксистом и социал-демократом. Первая его книга экономического содержания «О рынках при капиталистическом производстве» (1897) была замечена не только в России, но и в Европе. Однако позже, уже после душевного поворота, снова приведшего этого человека к вере, он напишет: «О, я был как в тисках в плену у "научности", этого вороньего пугала, поставленного для интеллигентской черни, полуобразованной толпы, для дураков!»

С 1902 по 1912 год в жизни Булгакова наступил период «идеализма», когда он стал все более критически переосмысливать марксизм, всматриваться в «темные, теневые стороны Марксова духа». Одновременно с этим в самом Булгакове, по его собственным словам, «зрела воля к вере, решимость совершить, наконец, безумный для мудрости мира прыжок на другой берег, от марксизма и всяких следовавших за ним «измов» к... Православию». В своих философских статьях в этот период Булгаков анализировал сложный, противоречивый и трагический процесс перехода огромного числа людей от христианской религии Богочеловека (Иисуса Христа) к атеистической, нигилистической религии человекобога. Отправной философской точкой этого процесса Булгаков считал работы немецкого философа XIX века Людвига Фейербаха, суть которых была выражена в формуле Homo homini deus est (человек человеку бог), ставившей человека на место Бога.

В конечном счете, предупреждал Булгаков, человекобожие может привести к тому, что «богом для человека является глава государства», и тогда останется только «восстановить священные изображения главы государства, принесение им жертв». К концу XIX — нач. XX вв. гуманизм, пришедший когда-то на смену средневековому сознанию, разделился на два вида: христианский гуманизм (религия Богочеловека) и антихристианский гуманизм (религия человекобога). Антихристианский гуманизм «хочет ограничить духовный полет человечества ценой земного благополучия, он, как некогда [злой] дух в пустыне, предлагает обратить — и обращает чудесами техники — камни в хлебы, но при условии, чтобы ему воздано было божеское поклонение». Выбор между Богочеловеком и человекобогом, по мнению Булгакова, равносилен выбору между добром и злом.

Исследуя феномен человекобожия, Сергей Булгаков затронул и проблему русской интеллигенции, особенности которой заключаются в том, что ее характер складывался под действием двух факторов. Первый фактор, внешний: «непрерывное и беспощадное давление полицейского процесса» — это с одной стороны, закалило ее характер, но, с другой — изолировало ее от жизни, затруднило возможность «нормального духовного развития». Второй фактор, внутренний: ее «духовный склад», ее отношение к религии. Русской интеллигенции свойственны «неотмирность, эсхатологическая мечта о Граде Божьем, о грядущем царстве правды, вера в спасение человечества от страданий», свойственно «чувство виновности перед народом». И в то же время, «нет интеллигенции более атеистической, чем русская». Причем атеизм этот, по мнению Булгакова, «берется чаще всего на веру и сохраняет эти черты наивной религиозной веры, только наизнанку, и... принимает воинствующие, догматические, наукообразные формы». В результате, пришел к выводу Булгаков, «религиозный атеизм» русской интеллигенции превратился в религию человекобожия, причем со всеми чертами средневекового фанатизма: догматизмом, нетерпимостью, максимализмом, пренебрежением к естественным нравственным нормам человеческой жизни, к проблемам духовной, внутренней жизни личности.