Андрей Цуканов - Философия

Ксенофан первым разделил человеческое познание на два типа: познание через разум и познание через чувства. Лишь разум, полагал он, может дать истинное знание, а чувства обманчивы и приводят к неистинным, кажущимся знаниям. Ксенофан говорил: «Большинство слабее, чем ум». Когда Эмпедокл однажды сказал ему, что невозможно найти среди людей мудрого, Ксенофан ответил: «Конечно, ведь нужно самому быть мудрецом, чтобы узнать мудрого».

Древнегреческий философ Парменид (ок. 540—470 гг. до н.э.), ученик Ксенофана, излагал свои философские взгляды в стихотворной форме, часто прибегая к метафорам и аллегориям. Подобно Ксенофану, Парменид высказывал недоверие к истинности тех знаний, которые человек получает через свои природные чувства: зрение, слух, обоняние, осязание и вкус. На их основе можно лишь высказать свое мнение (докса) о какой-либо вещи. Настоящая истина (алетейя) обнаруживается в результате разумного осмысления. Мнение должно быть проверено разумом — только тогда оно может стать истиной. О Пармениде говорили, что «философию он разделил надвое — на философию истины и философию мнения».

Наши физиологические чувства обманчивы — они дают нам представление лишь о физическом мире, который все время меняется, поэтому и знание о нем изменчиво, как может быть изменчиво человеческое мнение. Но разум — это особое свойство человека, с помощью которого, как считал Парменид, мы способны познавать вечную, неизменную, или неподвижную истину о том, что лежит в основе мироздания, а значит — в основе нашей собственной жизни. Под основой мироздания Парменид подразумевал сущее, или бытие, которое он охарактеризовал так: оно не возникло, непреходяще, единое, целое, устойчивое и незаконченное. Слово «не возникло» означает в данном случае, что бытие было всегда, и что не было в истории мира такого момента, когда бытия не было бы. Ведь если предположить, что оно когда-то возникло, то отсюда следует, что когда-то не было ничего. Но из ничего не возникает ничего — так считал Парменид, а значит бытие всегда было и будет, то есть оно — непреходяще.

Единство и целостность бытия означает то, что, проявляясь в любом месте мира и в нашей жизни, оно проявляется всегда целиком. Например, нельзя частично соблюдать законы чести — честь либо есть, либо ее нет, она может быть лишь вся целиком, а не по частям. Устойчивость бытия означает для Парменида его неподвижность. В отличие от Гераклита Эфесского Парменид говорил, что «все неподвижно», имея в виду, конечно, не физическое движение физических тел, а движение как изменение основы мира, его законов. Они неизменны, они всегда одни и те же.

Однажды Парменид поспорил с другим философом, придерживавшимся воззрений, сходных с воззрениями Гераклита. Для того, чтобы опровергнуть тезис Парменида «движения нет», ученик этого философа встал и начал прохаживаться. Тогда сам учитель побил ученика палкой, говоря, что стыдно в философском споре о сущности мира прибегать к наглядным примитивным демонстрациям.

Наряду с понятием бытия Парменид ввел понятие небытия, или не-сущего, — небытие, является ничем, не-сущее не существует. Но если так, то зачем Парменид вообще ввел понятие, которое ничего не обозначает? Здесь необходимо вспомнить последнюю характеристику бытия — незаконченность, которая предполагает, что к нему необходимо еще что-то добавить — то есть приложить усилие человеческого разума. Древние греки считали, что без человеческого усилия не может существовать ни закон, ни порядок — всё распадется в хаос. Так же и с бытием — без нашего усилия по его держанию оно для нас распадается, сдвигается в небытие. Небытие есть отсутствие бытия в жизни человека, если тот не совершает каждый раз усилия по держанию бытия в своей жизни.

Что же до самого человека, то о нем Парменид сказал весьма загадочно: «Род человеческий первое начало свое имеет от солнца, но жар и холод, из которых все состоит, сильнее и солнца».

Однажды Зенон Элейский (пора его зрелости приходится на 460 г. до н.э.) спросил у своего собеседника: «Если одно зерно проса упадет на землю, услышим ли мы звук от падения?» «Нет,» — ответил тот. «А если на землю упадет мешок проса?» — «Конечно, услышим». Тогда Зенон предположил: «Нет ли определенного соотношения между мешком проса и одним зерном?» И после того, как собеседник согласился с этим, сказал: «Не может ли быть так, что существуют также соотношения между звуками? Если мешок проса производит звук, то производит ли его также одно зерно и десятитысячная часть зерна?» Так, по легенде, Зенон обосновывал тезис своего учителя Парменида о несовершенстве и ограниченности чувственного познания.

Зенон прославился своими яркими и интересными логическими обоснованиями тезисов, сформулированных Парменидом. Например, тезис о целостностии единстве бытия.

Допустим, что сущее (то есть всё, что существует в мире) делимо, тогда разделим его надвое, половину его опять разделим надвое и так до бесконечности. В итоге либо останутся некие предельные величины, наименьшие и неделимые, а числом бесконечные, либо сущее вовсе бесследно исчезнет. Последнее очевидно бессмысленно — сущее ведь не может быть одновременно не-сущим. Что же до бесконечного числа неделимых частиц, то каждую такую частицу мы должны будем считать сущим, но сущее, по предположению, делимо. Следовательно, само предположение неверно — и сущее неделимо.

Особенно прославили Зенона его знаменитые апории — парадоксальные утверждения, которые, тем не менее, можно доказать логическим путем — иллюстрирующие тезис Парменида о невозможности движения. Наибольшую известность получили две апории. Первая — дихотомия (деление пополам) — гласит, что если мы выйдем из пункта А и захотим за конечный промежуток времени прийти в пункт В, то не сможем этого сделать. Действительно, сначала нам нужно будет пройти половину этого пути, потом — половину оставшегося отрезка, потом — половину этой половины и так далее до бесконечности. Каждый раз мы' будем все ближе, но никогда не достигнем цели. Вторая апория — Ахиллес и черепаха — утверждает, что если Ахиллес (как вы помните, это герой поэмы Гомера) захочет когда-нибудь догнать черепаху, то сделать этого он не сможет. Допустим, что Ахиллес, находящийся в пункте А, решил догнать черепаху, находящуюся в этот момент в пункте В. Когда он достигнет пункта В, черепаха успеет отползти в пункт С, а когда он прибежит туда, она уже будет в пункте D, и так далее до бесконечности — Ахиллес никогда не догонит черепаху.