Валентин Дитякин - Леонардо да Винчи

В первых числах марта 1503 года Леонардо вернулся во Флоренцию, решительно порвав с Чезаре Борджа.

ПРОКЛЯТИЕ ВОЙНЕ! „БИТВА ПРИ АНГИАРИ“

ОНЕЦ февраля 1505 года. В этом году во Флоренции ранняя весна. Теплый ветер с моря разогнал тучи. Солнечные лучи весело играют на золотых крестах колоколен, задерживаются на высоких остроконечных шпилях башен, затем сбегают вниз, на площади и улицы. Воскресный день. Только что закончилось богослужение, и сотни разряженных по-праздничному горожан заполняют улицы.

По широкой мраморной лестнице Палаццо Синьории длинной вереницей вверх и вниз поднимаются и спускаются люди. Кого только здесь нет! Почтенные «отцы города» в нарядных бархатных камзолах, с золотой цепью на шее важно и чинно поднимаются по лестнице. Пышно одетые дамы, щеголяющие яркими, многоцветными платьями, золотыми украшениями, тончайшими брюссельскими кружевами. Молодые люди из аристократических семей с пренебрежением смотрят на богатых купцов и банкиров.

Поодаль от них не спеша, с чувством собственного, достоинства поднимаются по лестнице группы простых горожан. Вход в Палаццо Синьории в этот день открыт для всех.

На лестнице стоит неумолчный говор. Знакомые окликают друг друга, шутят, смеются. Дельцы не упускают случая поговорить о новых партиях фландрской шерсти, о ценах на сукно, о кознях, чинимых флорентийской торговле неаполитанским королем.

Шум стихает, когда посетители перешагивают порог нового зала Палаццо Синьории.

Прямо против входа на стене висит картон новой фрески Леонардо да Винчи. Художник только что закончил его и сегодня открыл для всеобщего обозрения.

Войдя в зал, зрители останавливаются в изумлении. Первые минуты все молчат. Картон настолько необычен, что с первого взгляда его трудно и охватить и понять. Немного позже начинают раздаваться голоса, сначала тихие, неуверенные, потом всё более громкие.

— Изумительно! Потрясающе! — говорит высокий старик с длинной белой бородой. Это богатый флорентийский купец, известный покровитель искусств. Он еще внимательнее вглядывается в картон и затем произносит тихо: — Но что это должно обозначать? Леонардо да Винчи не такой художник, чтобы просто нарисовать картину боя... Но как это сделано!

— Какой ужас! Какие лица! Сколько в них злобы, ненависти! Нет! Я не могу смотреть больше, мне становится страшно! — говорит нарядная полная дама.

— Н-да-а-а, — тянет изысканно одетый молодой человек.

Ему нечего сказать, поэтому он делает умное лицо и что-то невнятно бормочет себе под нос.

— Послушайте,— кипятится толстый человек в малиновом камзоле, с золотой цепью на шее, — что это такое? Мы приглашаем для росписи нового зала нашего дворца самых крупных художников. Мы хотим, чтобы они своими картинами прославили нашу республику, чтобы они написали... э-э-э-э... что-нибудь такое... А он делает что?

— Ведь это же битва при Ангиари! Разве вы не помните ее, синьор Петруччио?

— Как не помню! — кричит толстяк. — Конечно, помню. Но разве она такова, спрашиваю я вас? Где красота победы? Где триумф победителя? Где ликование народа?

— Да, да! — сюсюкает юный аристократ. — Где красота боя, где это упоение битвы?

И действительно, с картона смотрели на зрителей не трафаретные лица победителей, триумфально шествующих по улицам, а жестокая правда войны.

Картон Леонардо да Винчи изображал битву при Ангиари, происходившую между флорентийскими и миланскими войсками 29 июля

Битва при Ангиари. Гравюра Эделинка с копии Рубенса.

1440 года. Изображен был лишь один, центральный, эпизод битвы — бой за знамя.

Группа всадников схватилась в смертельной схватке. Колоссальное напряжение всех физических и духовных сил, страстное желание одних удержать знамя, других — добыть его какой бы то ни было ценой. Безумная ярость охватила не только людей, но и лошадей — они бьются, переплетаясь передними ногами, грызут друг друга зубами. Некоторые воины уже сбиты с коней и лежат на земле.

— Ты посмотри, как это сделано! — раздается густой бас человека, одетого в праздничный костюм ремесленника. — Сразу видно, что он рисовал не из головы, не выдумывал, а брал прямо из жизни. Ты погляди-ка, — продолжает он, обращаясь к собеседнику, маленькому худенькому человеку, чисто выстиранная одежда которого все же носила на себе следы

Леонардо да Винчи. Набросок для

«Битвы при Ангиари».

красок; знающий человек безошибочно узнал бы в нем красильщика. — Ведь это наш Олоньо! Такой же здоровый, рослый, сильный, и глаза у него такие же дикие.

Молчание. Затем опять густой бас:

— А вот этот, что лежит на земле и совсем уж готов отдать господу богу душу, — совсем наш Щербатый...

Тут доносится сюсюкание молодого аристократа, недовольного тем, что на картоне не показана «красота боя».

— Вот дубина-то! — говорит бас громким шепотом соседу. — Подавай

ему красоту боя. Да знает ли он, что такое война?! — И с жгучей ненавистью прибавляет: — Тоже вояка, за папенькиным прилавком!..

А вот побывал бы в настоящем бою, так иначе запел бы. Ему что! Всем им война только на руку. Тут и товары залежавшиеся можно сбыть, и

деньги вернуть с хорошими процентами. Они дома сидят, а вот наш брат воюй!..

Он, вероятно, распространялся бы еще больше, если бы сосед не толкнул его локтем в бок.

— Тс-с-с! — шепнул он, указывая на высокого красивого человека, внимательно прислушивавшегося к их разговору.

Это был Леонардо. Он пришел сюда, чтобы лично убедиться, какое впечатление производит на людей его новое произведение. Не выдавая себя, он долго стоял в стороне. Он слышал все разговоры, все реплики, все возгласы возмущения и негодования, но ничем не обнаруживал своего отношения к ним.

Да, он знал, что его новый картон едва ли понравится «отцам города» и праздным бездельникам. Он знал, что они едва ли поймут, что он хотел сказать своим картоном. Это, конечно, печально, так как он писал картон по договору с правительством Флоренции, желавшим украсить росписью новый зал Палаццо Синьории, и должен был этот договор выполнить. Но разве он может писать о войне иначе, чем он написал? Ведь этот картон, так же как и другие его произведения, — результат многих раздумий, плод мучительных размышлений о жизни людей и, в частности, о войне.

Он видел войну. Не так, как эти господа из правительства республики, сидящие за своими конторками, а на деле.