Радий Погодин - Школьные-прикольные истории (сборник)

– Не выпустить ли нам стенгазету?

– Выпустить! – закричали ребята.

– Задаю вам на дом рисунок с натуры.

– А что такое – с натуры?

– Не спешите, объясню. С натуры – это значит нарисовать то, что перед вами, что вы видите. Возьмите какой-нибудь сюжет из живой природы. Лучшие рисунки мы и поместим в нашей первой стенгазете.

Тут у Федота возник план: он так нарисует живую природу, что рисунок у него будет самый натуральный и самый большой и поэтому займёт в стенгазете больше всего места.

Когда Федот вернулся из школы, мама ушла в город, оставив на попечение Федота младшего брата Тоську. Между Федотом и Тоськой особой симпатии не существовало, а существовали деловые отношения. Например, мама поручала Федоту покормить Тоську варёной гречихой. Тоська упирался, не хотел есть. Уговоры Федоту быстро наскучивали (ложку – за курчонка, ложку – за телёнка), он просто зажимал Тоське нос, и тогда брат поневоле открывал рот и Федот запихивал в Тоську гречиху.

В этот день Федот решил объединиться с братом. Он взял большой лист бумаги, расстелил на столе, приготовил большой карандаш и подозвал Тоську:

– Будешь помогать?

– А чего помогать?

– Рисунок с натуры делать. С живой природы, понимаешь? Для стенгазеты в школе. Наша кошка – это живая природа. Мы её и рисовать будем.

Тоська подумал и согласился объединиться: рисовать живую природу – это не гречиху есть.

Кошку надо ловить умеючи, а то братьям она не даётся. На этот раз кошка, забыв обо всяких предосторожностях, уснула на стуле. Братья её окружили, и… непродолжительная свалка, запоздалое мяуканье, царапина у Тоськи на щеке – и сонный противник схвачен за четыре лапы и унесён к столу.

– Клади на бумагу, – распорядился Федот.

– А для чего на бумагу?

– Я же тебе говорил, – рисовать буду.

– А-а, – понимающе кивнул Тоська. – Сводить.

– Не сводить, а обводить. Крепче держи. – И Федот взял карандаш и начал обводить кошку.

Кошка не хотела лежать спокойно. Она дёргалась, угрожающе шипела. Карандаш прыгал по сторонам, даже совсем с бумаги соскакивал.

– Да растяни ты её! – негодовал на кошку Федот. – За лапы растяни!

– Сам тяни! Она брыкается.

Кошка действительно сильно взбрыкнула. Тоська выпустил её, и она спрыгнула со стола. Но удрать не успела: Федот её поймал и опять уложил на бумагу.

– Ой, хвост! – сказал Тоська.

– Что – хвост?

– Не поместится.

Федот прикинул длину хвоста:

– Да, не поместится. Нужно ещё бумаги подложить, а потом подклеить.

Подложили ещё бумаги.

– А усы ты тоже будешь обводить?

– Нет. Сам нарисую.

– Шесть усов, – посчитал Тоська. – С каждой стороны шесть.

Кошка ворочалась, корябала бумагу и наконец вырвалась и убежала на кухню.

– Изловить? – спросил Тоська.

– Не надо. Уже всё обвёл.

Тоська поглядел на рисунок:

– Ну и ну!.. Колбаса какая-то с рогами.

– Поговори у меня! – строго сказал Федот. Он и сам не очень был доволен рисунком.

«Но ничего, – утешил он себя, – раскрашу в рыжую полоску, и все поймут, что кошка».

И Федот взялся за краски и кисти.

…Вечером, когда Федот уже спал, под его кроватью лежал и сушился рыжий рисунок, а на рыжем рисунке спала кошка.

Прозвенел звонок на перемену. Витя Брюквин по прозвищу «Это самое» выскочил из класса и помчался по лестнице, перескакивая сразу через три ступеньки. У входа в буфет он чуть не сбил с ног худого человека с узкой длинной бородой. Витя мельком взглянул на него и замер:

– Ой, извините! Не может быть! Неужели вы, это самое, тот самый писатель?.. Ну, этот, как говорится, классик?

– А вы разве, юноша, меня знаете? – недовольно спросил незнакомец.

– А как же! – обрадовался Витя. – Вы ещё на портрете – прямо как живой! Ну, портрет, который у доски висит. Между этим, как его, Гоголем и этим, ну, баснописцем, как его, Крыловым! Да мы же сейчас именно вас и проходим: «Дед Мазай» и эти, как их, «зайцы»! Потом «Мужичок», это самое, «с ноготок»! Я только вчера учил ваши стихи! Хотите прочту?

И, не дожидаясь ответа, Витя Брюквин стал быстро декламировать:

– Однажды в студёную, это самое, зимнюю пору я из лесу, ну, значит, вышел. Был, как говорится, сильный мороз. Гляжу, поднимается, это самое, в гору, лошадка, везущая, это самое… Одним словом, как говорится, хворосту воз!..

– Извольте сейчас же прекратить! – прервал Витю классик. – Что вы сделали с моими стихами?! Не хворосту воз, а целый воз словесного мусора! Безобразие! Как зовут? Как фамилия?

– Брюк-вин… Вик-к-ктор… – стал заикаться Витя.

– Брюквин! Виктор! – вдруг послышался голос учительницы. – Ты что, заснул? Стихи выучил? Иди отвечать!

– Отрывок из поэмы «Крестьянские дети»! – начал Витя. – Поэта Некрасова. Н.А., – добавил он и незаметно покосился на портрет. Классик смотрел в сторону. – Однажды, в студёную зимнюю пору, я из лесу вышел, был сильный мороз. Гляжу, поднимается медленно в гору…

И тут весь класс с удивлением услышал, как Витя Брюквин по прозвищу «Это самое» прочёл без запинки весь отрывок. Без всяких посторонних словечек. Он ни разу не сказал ни «это самое», ни «как его». И даже ни разу не сказал «ну»! Нет, одно «ну» он всё же сказал:

«Ну, мёртвая! – крикнул малюточка басом, рванул под уздцы и быстрей зашагал».

Но это «ну» не считается, потому что оно было у самого Николая Алексеевича Некрасова.

Известно – каждая девчонка с пелёнок мечтает о женихе.

С самого утра у Фокиной было лирическое настроение. Сидя за партой и уставившись в окно, она щурилась на тёплое весеннее солнышко и размышляла: какая фамилия у неё будет после замужества.

Фокина перебрала все варианты, которые ей щедро предлагал заоконный пейзаж: Фонарёва, Тёткина, Липова, Воронина, Дворникова, Асфальтова, Газонова, Милиционерова… Всё не то! Она недовольно поморщилась и перевела хищный взгляд на одноклассников. Здесь выбор был победнее: Марочкин, Белкин, Самохин, Петров, Пузырёв (бр-р-р!), Лагутин (бя-а-а!)…

Тут взгляд её упёрся в новенького. ГРАНАТКИН. А что? Звучит вроде ничего. Гранаткин… Гранат… Гранатовый браслет… Откуда это? Ах, да! «Гранатовый браслет» написал Куприн. Это же классика русской литературы! Там один человек влюбился в графиню…

Точно! Фокина станет Гранаткиной. ГРАФИНЕЙ Гранаткиной!