Сергей Анисимов - Путешествия П. А. Кропоткина

выведет их по своему пути. Кропоткину они признались в этом

позже, когда благополучно добрались до Читы.

Дорога к Витиму была невероятно тяжелой. Непрерывно

приходилось заботиться, чтобы лошади не разбегались по лесу, не

забивались в топь и не бросались в чащу. Кропоткин и Поляков

работали наряду со всеми, но поскольку искусство вьючки лошадей

Кропоткину не совсем удавалось, то он только развьючивал их и

считал своей обязанностью разбивку и сборку палаток. А это было,

пожалуй, самое трудное. Когда останавливались на ночлег, все

были такими усталыми, измученными да иной раз и продрогшими,

что иногда тут же ложились на землю, подложив под голову

жесткое седло.

Кропоткин устраивал всех спать в палатках. И ему и Полякову

в эти дни было уже не до научных исследований. Ни собирать

камни и растения, ни ловить птиц не приходилось.

В самые трудные дни путешествия Кропоткин следил только за

тем, чтобы Мошинский вел топографическую съемку мест, где они

проходили, чтобы в крайнем случае можно было по ней вернуться.

Что бы ни случалось, но все верили, что Кропоткин обязательно

выведет их к жилым местам.

* * *

Как только позволяли условия, Кропоткин вел научные

наблюдения. Вместе с Поляковым он не раз шел на отчаянный риск.

Нельзя не удивляться их мужеству, выдержке и находчивости.

В одном из писем Кропоткин делился с братом впечатлениями

об этом трудном путешествии:

«Витим, устье Тиники, 10 июля 1866 г.

Пишу тебе с берегов Витима; мы уже 9 дней в походе и с

грехом пополам выбрались сюда. Теперь мы идем себе помаленьку и

прошли уже ПО верст, следовательно V" пути. Путешествие наше

незайидное: во-первых, дорогой страшно утомляет безделье, нужно

6—7 часов ехать, и ничего не видишь, нет никакого разнообразия,

не над чем подумать, лес да лес и лес, да грязь, да мох. Наконец

последние дни, видя, что вожак ведет нас не хорошо, лупит

тунгусской оленьей тропой, не разбирая грязи, я, обязанный заботиться

о благополучном исходе экспедиции, должен был поехать с

вожаком выбирать места... Невесело, скучно, безделье, никакого

умственного труда.

Раз как-то рано пришли на привал, а горных пород я не собрал,

писать почти нечего, я мог приняться за Сегена, с полчаса читал

среди разговоров в палатке — какое тут чтение. К тому же разные

мелкие неудовольствия: топограф ворчит что-то, другие тоже, что

работы много и что топограф ничего не делает. Теперь я принялся

сам развьючивать коней, ставить палатку и проч. Все же

облегчение конюхам, да и другие меньше ворчат и немного больше

делают. Поляков зато — утешение, единственный человек наш,

поговорить с ним можно иногда, когда у него дела меньше. Впрочем, ему

дела много, пожалуй больше, чем мне. Вообще все бы это ничего,

я не огорчаюсь нисколько мелкими неприятностями, улаживаю их

и т. д. Скучно, что время даром идет и привыкаешь целые дни

ничего не делать, — не знаю, может быть дальше будет "интереснее,

а то едешь несколько дней, даже, например, обнажений не видишь,

а кругом в тайге ужасное однообразие».

В хорошие дни двигаться было еще не так трудно. Но в

Восточной Сибири ясная погода в горах долго не держится. Не р,едко ду-

ют шквалистые ветры, приносят грозовые облака, которые

проливаются ливнями, или — еще хуже — собираются плотными серыми

тучами, облегают, как ватой, гольцы и пади и сыплют, как из сита,

непрерывным дождем — и днем и ночью.

Первая половина пути до Витима прошла при сравнительно

хорошей погоде. Дожди бывали недолгие. Но скоро свинцовые

тучи закрыли все небо. Полил долгий, непрерывный дождь. Тяжело

и неприятно под дождем, но это еще полбеды. Главная беда в

том, что в такие дожди в горных реках начинаются паводки.

Ручьи и речки, которые раньше, почти не замечая, можно было

переходить по щиколотку или по колено, начинают вздуваться, и

каждая переправа грозит опасностью.

Было трудно разыскивать брод. Лошади погружались по брюхо

или даже сбивались с ног быстрым потоком. Вода перекатывала

огромные валуны, громыхая ими по дну.

Еще хуже и опаснее было, когда разбушевавшийся поток

прорывал на своем пути какую-нибудь преграду и несся высоким

валом. Попасть в такой паводок значило погибнуть.

Дождь лил несколько дней подряд. Но Кропоткин не

останавливал своего каравана: длительные задержки в пути могли истощить

запасы продовольствия. Нельзя было останавливаться и потому,

что у людей могла ослабеть воля и экспедиция не добралась бы до

Читы.

В один из таких дождливых дней караван спустился, как

всегда, на дно пади и заночевал на берегу небольшой таежной

речушки, на большой песчаной отмели. Кропоткин предусмотрительно

поставил палатки под яром, на береговом откосе, где было хоть и не

совсем удобно, но зато метра на два выше отмели и менее опасно.

Не успели путешественники уснуть, как вдруг раздались

страшные крики. Это кричали люди, разбуженные гулом реки. С

бешеным ревом неслась по дну пади вода. Плыли вырванные с корнем

огромные лиственницы, кусты, масса бурелома и сушняка. Со

склонов с шумом валились каменные осыпи.

Спутники Кропоткина в панике метались и кричали. Он

выскочил из палатки и в полной тьме сразу попал по колено в воду.

Проводники-эвенки и конюхи-казаки в растерянности ничего не

предпринимали. На счастье, палатки на косогоре были пока еще

выше воды. Кропоткин приказал немедленно перетаскивать

провиант и палатки наверх, на вершину яра, и бросился первый

спасать продовольствие. Это было очень трудно: ноги вязли в

глинистом грунте, тяжелые вьюки с сухарями и крупой уже намокли,

ремни выскальзывали из рук. Люди падали, выбивались из сил, но

все-таки в течение нескольких часов все вещи перетащили на

высокий яр. На рассвете с высокой площадки было видно, что откос,

где экспедиция ночевала, уже залит водой.

Река «играла», как говорят сибиряки. Вода прибывала, река ре-

вела и неслась с сокрушающим бешенством. Если бы Кропоткин

не заставил всех работать, то река унесла бы весь багаж, может

быть и лошадей; могли бы погибнуть и люди.

В таежных реках и глубоких падях Восточной Сибири такие

явления нередко бывают после долгих, и обильных дождей. Реки

эти начинаются в тундровых болотах на гольцах и плоских местах,