Борис Мандель - Всемирная литература: Нобелевские лауреаты 1931-1956

– К тому же хорошо известно, – ввернул аббат, – что кроется за суровостью протестантов!

– Во всяком случае, отец у него вертопрах… В Мезоне никто их не принимает; с ними едва здороваются. Да, нечего сказать, умеет твой братец выбирать знакомых!

– Так вот, – продолжал аббат, – мы вернулись из лицея, вооруженные всеми необходимыми сведениями. И уже собирались произвести расследование по всем правилам, как вдруг вчера, в субботу, в начале утренних занятий наш друг Жако ворвался к нам в кабинет. Ворвался, в полном смысле этого слова.

Бледный, зубы стиснуты. И прямо с порога, даже не поздоровавшись, стал кричать: «У меня украли книги, записи!..» Мы обратили его внимание на крайнюю непристойность его поведения. Но он не желал ничего слушать. Глаза его, всегда светлые, потемнели от гнева: «Это вы украли мою тетрадь, – кричал он, – это вы!» Он даже сказал нам, – добавил аббат с глуповатой улыбкой: «Если вы посмеете ее прочесть, я покончу с собой!». Мы попытались действовать на него лаской. Он не дал нам говорить: «Где моя тетрадь? Верните мне ее! Я тут все у вас переломаю, если мне ее не вернут!». И прежде чем мы успели ему помешать, он схватил с нашего письменного стола хрустальное пресс-папье, – вы помните его, Антуан? – сувенир, который наши бывшие воспитанники привезли нам из Пюи-деДом, – и с размаху швырнул в мраморный камин. Это пустяк, – поспешил добавить аббат в ответ на сконфуженный жест г-на Тибо, – мы вспомнили об этой мелочи лишь для того, чтобы показать вам, до какой степени возбуждения дошел наш дорогой мальчик. Потом он стал кататься по полу, с ним начался настоящий нервный припадок. Нам удалось схватить его, втолкнуть в маленькую классную комнату, смежную с нашим кабинетом, и запереть на ключ.

– Ах, – произнес г-н Тибо, вздевая вверх кулаки, – бывают дни, когда он точно одержимый! Спросите у Антуана – разве не приходил он на наших глазах – из-за сущей безделицы – в такое неистовство, что мы, конечно, сдавались; весь посинеет, на шее вздуются вены, – кажется, еще миг, и задушит кого-нибудь от ярости!

– Ну, все Тибо отличаются вспыльчивостью, – констатировал Антуан, всем своим видом показывая, что он ничуть этим не огорчен, и аббат счел своим долгом снисходительно улыбнуться…

В 1931 году писатель попадает в автомобильную катастрофу и вынужден два месяца пролежать в больнице. За это время он пересмотрел план оставшихся частей романа, переработал финал, а главное, сменил акценты, обратившись, как в «Жане Баруа», к технике исторического документа. По мнению английского критика М. Сеймура-Смита, «Семья Тибо» «впечатляет подробностями, рельефностью главных персонажей, своей честностью; из крупных романов нашего века «Семья Тибо» – самый трагический». Мартен дю Гар начал жизнь при Третьей республике (1881), закончил – при Пятой (1958). На его глазах французский республиканизм прошел через грандиозные победы и поражения. В год смерти выдающегося писателя Марселя Пруста (1922), словно подхватив оброненное знамя, Мартен дю Гар взялся за цикл семейных романов, которые намеревался писать серийно, один за другим. И никаких эпических замыслов он вначале не держал. Когда в 1940 году шеститомная хроника «Семья Тибо» была наконец завершена, автор уже ходил в лауреатах Нобелевской премии по литературе.

Взятые в руки два огромных тома русского перевода «Семьи Тибо» испугают, возможно, любого читателя…

Роман действительно огромен, величествен, обстоятелен и написан удивительно ровно. Мартен дю Гар сознательно писал именно семейную сагу трех поколений, не отклоняясь от сюжета и не вводя в роман боковых линий. Образ Оскара Тибо чрезвычайно впечатляет…

Это уже не бальзаковский нувориш с остатками демонизма и романтизма, не чудесным образом разбогатевший Жан Вальжан из книги Гюго… Столь же полнокровен и образ Жака Тибо, наследника состояния отца, культурного гурмана и интеллектуала Франции начала ХХ века, все иллюзии которого вдребезги разбиваются Первой мировой войной.

«Семья Тибо» – одна из тех книг, чудовищный объем которых все же не должен останавливать читателя, желающего получить связное представление о европейском романе. Премудрости постмодернизма и «нелинейного письма» покоятся на могучем фундаменте подобных созданий. «Семья Тибо» Роже Мартен дю Гара – книга, созданная в тот короткий исторический миг, когда опыт золотого века европейской культуры был уже освоен, а разрушительный опыт начавшегося ХХ столетия еще не принял всеобъемлющего характера.

Аверс памятной медали Роже Мартен дю Гара

В 1937 году Мартен дю Гару присуждается Нобелевская премия по литературе « за художественную силу и правду в изображении человека, а также наиболее существенных сторон современной жизни». Остановившись подробнее на романе «Семья Тибо», член Шведской академии П. Хальстрем отмечает, что, «подвергнув человеческую душу скрупулезному и скептическому анализу, Мартен дю Гар в конце концов превозносит идеализм человеческого духа». В ответной речи Мартен дю Гар высказался против догматизма, которым, по его мнению, характеризуется жизнь и мышление людей XX века. Он приветствовал «независимую личность, которая избегает соблазна фанатичных идеологий и сосредоточена на самопознании». В то время, когда Гитлер угрожал Европе новой войной, Мартен дю Гар выразил надежду, что его творчество «может служить не только литературе, но и делу мира».

В годы создания «Семьи Тибо» Мартен дю Гар написал также «Африканское признание» («Confidence africaine», 1931) – весьма откровенную историю о кровосмешении; «Молчаливого» («Un Taciturne», 1932) – психологическую пьесу, в которой сказался интерес писателя к гомосексуализму, а также «Старую Францию» («Vieille France», 1933) – циничное и язвительное описание французского крестьянства, повесть, нехарактерную для его творчества и по интонации, и по теме.

После 1940 года писатель 17 лет работает над романом-эпопеей «Дневники полковника Момора» («Les Souvenirs du colonel Maumort»), так и оставшимся незавершенным. Мартен дю Гар умер от сердечного приступа в своем нормандском особняке в возрасте 77 лет.

На протяжении всей жизни Мартен дю Гар был человеком необщительным, крайне замкнутым, полагавшим, что за писателя должны говорить его книги. За несколько месяцев до смерти он привел в порядок свои бумаги, в том числе, огромную переписку и дневник, который он вел с 1919 по 1949 год. И письма, и дневник, по его распоряжению, были переданы в Национальную библиотеку в Париже, где хранились нераспечатанными на протяжении 25 лет. Однако, несмотря на скромность, нежелание быть на виду, Мартен дю Гар, как пишет один из его биографов, «…пользовался огромным уважением у своих современников».