Борис Емельянов - История отечественной философии XI-XX веков

Так, он утверждал, что открытия Дарвина не только «обогащают нас новым знанием, но они освежают весь строй наших идей и раздвигают во все стороны наш умственный горизонт… В этой теории читатели найдут и строгую определенность точной науки, и беспредельную ширину философского обобщения» 815. Для Писарева естествознание не только составляло основу материалистического объяснения мира, но и, что особенно важно, содействовало развитию производительных сил, промышленности. Соответственно с данными естествознания он утверждал материю и природу объективно существующими, вечными и бесконечными, находящимися в постоянном изменении.

Боролся Писарев и против агностицизма, признавая принципиальную познаваемость мира. Хотя «полное знание природы, полное могущество над нею… лежит еще далеко впереди нас, но это вовсе не доказывает того, чтобы знание наше имело перед собой неодолимые преграды и чтобы в природе заключались такие тайны, которые навсегда останутся недоступными пытливому уму человека» 816. Познание понимается им как сложный процесс отражения объективного мира в мозгу человека. Как философ-материалист Писарев большое внимание уделял опыту, считая, что «человечество, дошедшее до сознания отвлеченных истин и расположившее осознание истины в строгой, логической системе, шло путем опыта, руководствовалось внешними чувственными впечатлениями и мало-помалу, зрея и развиваясь, укрепляя свои мыслительные силы постоянным упражнением, возвысилось от наглядного представления, от простого наблюдения, до понимания общего, отвлеченного, вечного закона» 817. Вместе с тем критерий истины он не смог определить научно, диалектически. Для русского мыслителя «очевидность есть лучшее ручательство действительности». Одна из сильных сторон гносеологии Писарева – оригинальная трактовка фантазии и мечты в познании. Он много пишет о мечте полезной, когда она соприкасается с жизнью, помогает жизни.

В произведениях мыслителя немало мест, где он недвусмысленно отрицает диалектику. Это обстоятельство дало возможность некоторым исследователям утверждать, что Писареву вообще была чужда диалектика. В действительности от отрицал лишь псевдодиалектику, схоластическую, лишенную смысла софистику; для него «диалектика, фразерство, споры на словах и изза слов» – тождественные понятия: «Мы с удовольствием готовы пользоваться философской диалектикой как орудием борьбы, как средством разрушать предрассудки, но когда такая диалектика уходит в область слов, когда она, теряя из виду действительность, забывая условия места и времени, начинает расплываться в общих рассуждениях, не приводящих и не могущих привести ни к какому осязательно-практическому, жизненному результату, тогда мы отвертываемся от диалектики и находим, что заниматься ею скучно, а спорить с теми, кто ею занимается, бесполезно» 818.

Боевой, революционный дух, не свободный, правда, от ряда недостатков, носит эстетика Писарева. В своих исходных положениях он был последователем эстетической теории Чернышевского: для него жизнь также была выше искусства, порождала его. Как и Чернышевский, он громил любые проявления «искусства для искусства»: «Что за искусство, которого произведениями могут наслаждаться только немногие специалисты? Ведь надо же помнить, что не люди существуют для науки и искусства, а что наука и искусство вытекли из естественной потребности человека наслаждаться жизнью и украшать ее возможными средствами» 819.

По справедливому замечанию Г. В. Плеханова, отрицание искусства у Писарева носило социальный, а не эстетический характер. Искусство должно помочь социальному освобождению народных масс, служить классовым целям, а для этого оно должно проникнуться идеей «общечеловеческой солидарности», т. е. социализма, правдиво изображать жизнь, «называть злом все то, что усыпляет; а добром все то, что будит народное самосознание».

Эстетику Писарев отвергал. Отвергал прежде всего как синоним застоя в искусстве («эстетика, безотчетность, рутина, привычка – это все совершенно равносильные понятия»), отвергал идеалистическую эстетику, а вернее, эстетство. Для русского мыслителя эстетика как наука не может существовать также и потому, что в ее основе лежит субъективная категория прекрасного. Он писал: «Если же прекрасно только то, что нравится нам, и если вследствие этого все разнообразнейшие понятия о красоте оказываются одинаково законными, тогда эстетика рассыпается в прах. У каждого отдельного человека образуется своя собственная эстетика, и, следовательно, общая эстетика, приводящая личные вкусы к обязательному единству, становится невозможной» 820.

Эстетике Писарев противопоставляет реализм («Реализм, сознательность, анализ, критика и умственный прогресс – это также равносильные понятия, диаметрально противоположные первым», т. е. эстетике, рутине и т. д.). С этих позиций он оценивал общественную значимость искусства. Если какой-либо вид искусства, например музыка, живопись, скульптура, не способствует социальному прогрессу, не может быть «орудием реализма», он должен быть отвергнут как бесполезный.

Утилитаризм по отношению к искусству был обусловлен непониманием большой социальной роли искусства в жизни общества, непониманием опосредованной связи отдельных видов искусства с социальными явлениями. Эстетика Писарева не свободна от субъективизма и прямолинейности. Задача «реалистической критики» – пропагандировать такие литературные произведения, которые бы служили «общей пользе», воспитывали «мыслящих реалистов». С этих позиций он высоко оценивал роман Н. Г. Чернышевского «Что делать?», но при этом отказывал в таланте и реализме… А. С. Пушкину.

Идеи Писарева, страстного публициста, оригинального мыслителя, были посвящены утверждению передового в науке, философии, жизни, устремлены в будущее, работали для победы разума и справедливости.

К философской школе шестидесятников-материалистов, последователей Чернышевского, относятся М. А. Атонович, М. Л. Михайлов, Н. А. Серно-Соловьевич, А. А. Слепцов, Н. В. Шелгунов и другие. Каждый из этих русских мыслителей предложил в рамках материалистических представлений свое решение ряда философских проблем, несомненный интерес представляет творчество Н. А. Серно-Соловьевича, рассматривающего в ряде работ возможности создания «новой науки» (социологии).

Николай Александрович Серно-Соловьевич родился 13 декабря 1834 г. в Петербурге в семье чиновника военного министерства. В 1847 г. по окончании гимназии он, как сын дворянина, был принят вместе с младшим братом в Александровский (бывший Царскосельский) лицей. Здесь он подружился с будущими участниками русского освободительного движения И. Г. Борщовым, А. А. Рихтером, А. А. Слепцовым и другими. Лицей Н. А. Серно-Соловьевич окончил в 1853 г. и был отмечен как один из лучших выпускников. Местом службы ему была определена канцелярия государственного секретаря, то ее отделение, которое занималось документами секретного, а затем Главного комитета по крестьянскому вопросу. Это дало возможность Н. А. Серно-Соловьевичу хорошо изучить механизм подготовки реформы освобождения крестьян от крепостной зависимости и встать на антикрепостнические позиции. В 1858 г. он написал и лично вручил Александру II «записку», в которой, давая «общего положения в государстве очерк далеко не светлый», делал вывод, что кризисное состояние России может быть преодолено лишь отменой крепостного права, «старого порядка, причинившего столь зла нашему обществу».