Михаил Коршунов - Девять возвращений [Повести и рассказы]

Петрович кивнул в окно на машину сорокчетверку, в которую по транспортеру грузили бумажные мешки с почтой:

— Твоя?

— Моя. Лечу в Адлер. Полетим со мной?

— Когда?

— Сейчас.

— Ну да…

— Что — «ну да»? — Максим подмигнул Зае. — Два часа — и море.

— Нельзя. Нас дома убьют, — сказал Петрович. — А, Зая?

— Убьют, — сказала Зая. — Обязательно. Бабушка убьет.

— Не успеет. К вечеру вы снова на месте. Бабушка ничего не спросит, а вы ничего не скажете. Откуда ей знать?

Зая вслух подумала:

— И правда, откуда ей знать.

— Так, так, — сказал Петрович. Ему давно хотелось, чтобы Зая поняла то, чем он жил всю свою жизнь. Чтобы она поняла, что такое самолет.

Когда сорокчетверка пробила облачность, Зая увидела море, яркое, эмалевое. Урони что-нибудь — и море зазвенит. Скалы были в желтых морщинах песка. Дороги сверху напоминали потоптанные тропинки. Леса — зеленые озера, а настоящие озера — пятнышки летнего солнечного дождя.

Сорокчетверка потянула над морем низкий гул моторов, пошла на посадку.

Зая сидела у моря. Рядом лежала шуба с капюшоном. Прибой подкатывал к шубе белую снежную пену — это все, что было здесь похожим на зиму.

Сквозь пальцы Зая сыпала горячий песок. Дышала влажным, горьковатым от соли ветром.

Щурилась, смотрела, как сверкали большие камни. Их накрывала волна, текла над ними прозрачным стеклом. В стекле отражалось солнце и тоже текло над камнями.

Вдоль берега ходили птицы, разгребали водоросли, искали корм. Птицы жили в кустах, в скалах. Они туда летали и возвращались.

Зая легла на спину, на горячий песок. Солнце слепило глаза, трогало лицо и руки.

…Самолет. Он показал Зае тучи и солнце, ветер и дождь. Показал снег и теплое море. Всю страну сразу.

Было поздно. Уже давно стемнело, когда Зая и Петрович вернулись из Адлера. Петрович завел автомобиль, и они поехали домой в крайнем левом ряду. Они спешили. А в крайнем левом ряду едут те, кто спешит.

Нам с Леной давно хотелось поехать к Черному морю.

Часто по вечерам мы всё говорили и говорили про море: вспоминали, как еще до войны жили в Крыму, вспоминали крепость Зиго-Исар, тысячелетний тис близ Ай-Петри, дачу «Нюра» в Мисхоре, где отдыхал Горький.

Вспоминали сладкую рыбешку ставридку, летние закаты, когда солнце опускается в море и зажигает его, виноград «тайфи», в котором сквозь дымчатый налет просвечивают розовые косточки, майские теплые и густые, как облака, туманы с моря и бушующее цветение глицинии.

Осыпаются голубые хлопья цветов. Их подхватывает ветер, сметает в пенистые гребни. Крепкий запах пропитывает камни, дома, траву, гравий на дорожках, и даже морские туманы начинают пахнуть глицинией.

Мы с Леной решили: поедем в Крым, в Ялту. Я у себя на работе взял отпуск, Лена — у себя.

Стали думать, выбирать, на чем и как интереснее поехать. Но долго выбирать не пришлось. Лена сразу предложила:

— А не отправиться ли на автобусе?

— Конечно, — согласился я, — надо отправиться на автобусе.

От Москвы до Черного моря построена шоссейная дорога — автострада.

Чемодан упакован. В нем самое важное для путешествия, начиная от стопочки почтовых открыток, которые мы будем присылать из Ялты нашему приятелю — мальчишке Гошке, и кончая махровой простыней для купания, желтой, как цыпленок.

Мы с Леной сидим в автобусе, в мягких широких креслах с кнопками на подлокотниках.

Нажмешь одну кнопку — спинка у кресла откинется, чтобы лежать можно было; нажмешь другую — спинка придвинется, чтобы сидеть и в окно все видеть.

Пассажиры открыли окна. В автобус влетел ветерок, подхватил на окнах белые занавески.

Помахал наш автобус этими занавесками Москве: «До свиданья! До свиданья, милый город, сердце Родины моей!» И мы тронулись в путь.

Выехали из Москвы ночью. Пассажиры нажали кнопки, откинули у кресел спинки и уснули. Уснули и мы с Леной. Уснули недалеко от Москвы, а проснулись уже в городе Туле.

Чем дальше ехали, тем просторнее становились поля, а леса редели.

Чаще всего попадались на дороге белые одинаковые постройки. Это были гостиницы, бензозаправочные станции, домики линейных мастеров.

Под крышами на высоких чердаках жили веселые, любопытные птицы. Когда автобус останавливался — набирал воду или бензин, — птицы внимательно нас разглядывали: что за люди? Куда они едут?

Около каждой деревни, поселка, речки на столбе прикреплена табличка с названием.

Лена затеяла состязание, кто раньше прочтет самое интересное: Ивановские дворики, Озерки, река Плава, река Зуша, село Крапивное.

Побеждала Лена. Я уставал и лежал в кресле с закрытыми глазами. А Лена — человек неутомимый: все в окошко глядит. Высмотрит что-нибудь удивительное, толкает меня:

— «Бутылки»!

— Какие бутылки?

— Деревня так называется. Правда, смешно?

— Смешно.

— Только странно, почему «Бутылки»?

— Наверное, прежде здесь жили стеклодувы, — пытаюсь догадаться я.

Увлекательно ехать в сумерки. Вспыхивают в темноте дорожные знаки — паровозы, выложенные рубиновыми стеклышками: «Внимание! Переезд!»; белые и зеленые стрелки: «До поворота 200 м», «До Белгорода 150 км» — вспыхивают и гаснут.

Шофер объяснил, что стеклышки, которыми выложены знаки, состоят из маленьких призмочек. Они преломляют свет фар, а потом отражают его.

Бежит и бежит дорога навстречу колесам автобуса, то с уклона, то на уклон, то направо свернет, то налево. А то прямая сделается, точно в край земли упрется.

А мы с Леной говорим о море, о теплоходах, о черном бамбуке, цветущем в Крыму раз в семьдесят лет, о мускате «Красный камень» и «Магарач» — вине, в котором никогда не увядает виноград и не остывает солнце.

Шофер включил радио, и мы услышали голос диктора:

«Девять годин, пятнадцать хвилин».

Тут мы почувствовали, как далеко находимся от Москвы.

За окнами автобуса один город сменялся другим: Лозовая, Павлоград, Запорожье, Мелитополь.

Попадались эшелоны грузовиков с ящиками, а в ящиках — фрукты. Это в Москву. И мы с Леной радовались, что фрукты едут в Москву.

По обочинам автострады встречались мальчишки в пестрых рубахах и в брюках разной длины. Когда автобус проезжал мимо мальчишек, они поднимали на вытянутых руках арбузы, предлагали купить.

— Эх вы, чудаки! — смеялась Лена. — Ну кто поверит, что арбузы у вас спелые. Вы всегда торопитесь и все срываете раньше времени!