Александр Каменский - Вот так барабанщик!

— Ну-с, милые мои Гриня и Кирочка, много ли рыбки наловили? Отчитывайтесь!

А когда мама приносила с кухни миску, в которой дымилась горячая уха, и сковородку с жареными пескарями, а потом еще ноздреватый пирог из кислого теста со щукой, отец смешно вытягивал губы, причмокивал, качал головой и приговаривал:

— Ай да улов! Ай да молодцы Кирочка с Гриней!

И он доставал из чугунка кусочки вареной баранины.

— А это самой лучшей, самой знаменитой нашей рыбачке!

Кирочка, с трудом стоя на задних лапках, вежливо брала из папиной руки угощение и неторопливо съедала. А потом по-кошачьи старательно умывала лапкой мордочку.

…Весна ушла так же внезапно, как и пришла. Начались летние каникулы.

Весной произошло еще одно интересное событие: Кирочка простила Тоню, дочку лесничего.

Первое время, когда Тоня пыталась подойти к животному, чтобы приласкать его, я сердился и кричал:

— Отойди, противная девчонка! Не подлизывайся!

А Кирочка пятилась и скрывалась от девочки, сердито шипела и трещала.

Наконец мне стало жалко Тоню: ведь она еще в школу не ходит.

— Ну, ладно, ладно, помирю тебя с Кирочкой, только уговор: больше не обижать животных. Идет?

— Идет! — просияла Тоня.

Но Кирочка отворачивалась от девочки и пряталась за комод. Чтобы помирить Кирочку с девочкой, я брал зверька на руки и подносил его близко к Тоне. Но Кирочка сердито шипела и прятала свою мордочку мне под мышку.

Помирились они совсем неожиданно. Как-то утром Тоня забежала к нам, кинула на пол живую, всю в зеленой тине, пучеглазую лягушку и воскликнула:

— Неужели Кирочка все еще сердится на меня!?

И удивительное дело! — Кирочка выбежала из-за комода. Встав на задние лапы перед девочкой, она стала ласково царапать передними лапками Тонино платье.

— Какая ты милая, какая ты расхорошая! — горячо говорила девочка, проводя ладошками по гладкой спине животного.

С того дня мы стали ходить на речку втроем.

…Полдень. Мы сидим на берегу Обвы. Над нами медленно плывут кудрявые, точно барашки, облака; ласковый ветерок чуть шевелит травку… Хор-ро-шо!

Кирочка, вытянувшись, — от этого она кажется еще длинней, — лежит на песке вместе с нами. Она тоже принимает солнечную ванну; влажные ноздри ее чуть-чуть вздрагивают, круглая голова дергается, лапы дрожат. Наверное, Кирочке снится худой сон.

…Возле нас стоит эмалированное ведро — для рыбы.

Кирочке, видать, надоело валяться в песке. Она медленно поднимается и идет, переваливаясь, к воде. Вот она ныряет… И вот ее круглая голова показывается на поверхности. В зубах выгибается большая узколобая щука. Кирочка держит ее поперек тела; щука часто-часто раскрывает страшную зубастую пасть, как будто хочет крикнуть; отчаянно хлещет по воздуху темным хвостом.

— Ой! — вскрикивает Тоня и всплескивает от страха и удивления руками.

Кирочка спешит к моим ногам. Выпустив из зубов свою грозную добычу, спешит обратно к воде. Через несколько минут в ее цепких зубах ошалело бьется большеголовый блестящий налим, а еще через несколько минут — глазастый окунь.

У Кирочки, видать, прекрасное настроение: она высоко подбрасывает рыбину в воздух тупым носом и ловко ловит ее. Окунь сверкает на солнышке, точно драгоценный камень.

Но вот Кирочке надоело ловить рыбу, и она стала развлекаться — доставать камушки со дна. Вынырнув с камушком в зубах, она плывет, руля хвостом. Потом подбрасывает камушек высоко-высоко над головой. Пока камушек возвращается обратно, Кирочка успевает ловко перевернуться в воде и подхватить его на нос; камушек снова взлетает вверх и так много-много раз! Здорово это у нее получается, совсем как в цирке!

Тоня и Кирочка лежат на горячем песке, отдыхают. А я стою с удочкой по колено в воде, выуживаю ершей. Их здесь видимо-невидимо. То и дело красный поплавок уходит на дно, серебристая леска туго натягивается. Я взмахиваю рукой, и на крючке беспомощно болтается ерш Ершович! Ловить ершей, вы сами знаете, очень просто, но не так-то просто снимать их с крючка: ведь ерши так жадны, что заглатывают крючок чуть не до самого хвоста. Измучаешься, пока снимешь с крючка эту клейкую колючую рыбу!

Но все это не беда, лишь бы клевало. А сегодня клюет так, что на одного червячка я наловчился поймать штук пять, рыбок. Так за полчаса я надергал целую кучу ершей.

А потом мы пошли домой.

Отец увидел нашу добычу и чуть не выронил трубку изо рта:

— Ну и рыболовы! Ну и рыболовы!

Схватив Кирочку обеими руками, отец чмокнул ее прямо в широкий лоб.

— Будем варить уху из ершей и стряпать пельмени из щуки. Слышишь, мать? Пель-ме-ни! Да непременно пригласим Николая Васильевича!.. Гринька — шагом а-арш!

Мне очень нравился наш знакомый, и я вихрем помчался к Дымко.

— Пельмени! — крикнул я Николаю Васильевичу, который чинил рыбацкую сеть, сидя на маленьком складном стульчике.

— Где пельмени? — обрадовался Дымко. — Давай их сюда, старик, да поскорее!

Мне стало смешно, что рыбак назвал меня стариком, и я расхохотался.

Я схватил веселого человека за рукав и потащил к выходу:

— Поскорей, дядя Коля, пельмени из щуки есть… Мы с Кирочкой вот таких щук поймали!

И я вытянул руки как только мог, чтобы показать Николаю Васильевичу из каких огромных рыбин будут сделаны наши пельмени.

— Что, не верите?

— Да как можно не верить знаменитым рыболовам — тебе и Кирочке! — рассмеялся Дымко. — Верю и спешу к пельменям.

И мы — Николай Васильевич и я, — взявшись за руки, заспешили к нашему дому.

Мы пришли, когда мама уже замесила тесто, а папа рубил сечкой в деревянном корыте рыбье мясо. Мама развела его молоком, оно стало походить на густую сметану.

Пельмени стряпали все и, конечно же, я. Мне папа как-то сказал: «Учись стряпать, тот не уралец, кто пельмени делать не умеет!» И у меня пельмени получились не хуже, чем у старших.

И я обрадовался, когда Николай Васильевич сказал:

— Ого, вот мастер, так мастер. Хвалю, старик!

Но я даже вида не показал, что обрадовался.

Пельмени варились в большом чугуне, а когда выложили их на блюдо, у всех потекли слюнки, даже у Кирочки.

— У меня есть предложение, — сказал Николай Васильевич, — не прогуляться ли нам после сытного обеда до реки?

Все согласились.

Мы подошли к Обве и уселись на большое бревно, одним концом уходящее в воду.

Было очень весело, мы шутили, смеялись. Только Кирочка (она была, конечно, с нами) вела себя так, словно была чужой. Все время глядела в сторону реки, тревожно вбирая в себя речной влажный воздух; на носу у нее блестели капельки пота. Вдруг выдра очень звучно и приятно засвистела. Так она не свистела еще никогда. Встав на задние лапы, она пристально смотрела на сонную реку, по которой в этот час плыл густой, словно молоко, туман.