Василий Каменский - Путь энтузиаста

Портрет Василия Каменского. Работа Владимира Маяковского

Первый весенним рейсом, среди, дотаивающих плывучих льдин, из Перми в Нижний Новгород шел камский пароход.

Командиром этого парохода был Гавриил Серебренников, мой дед (со стороны матери).

В 18-й день апреля 1884 года я родился в пароходской каюте деда – на Каме, меж Пермью и Сарапулом.

Меня, новорожденного, мать Евстолия Гаврииловна, увезла сейчас же домой – в центр Урала (40 верст от Теплой Горы) в поселок Боровское, где мой отец, Василий Филиппович, служил – смотрителем золотых приисков.

Мать кончила пермскую гимназию, хорошо пела и рисовала.

Про отца говорили, что был энергичный, веселый и отличный охотник на медведей.

За час до смерти, когда мать больная, чахоточная лежала на кровати, пела тюремную песню:

Окно так и не открыли.

Когда мать умерла, мне было три с половиной года.

Помню: отец пришел с охоты, принес рябчиков, на стол положил, а сам сел, задумался, гладил меня и спрашивая:

– Где наша мама, где?

И потом долго ходил по комнатам, молчал и вдруг целовал меня и старшую сестру Маню.

Осенью Маню увезли в Пермь учиться.

Зимой, через год после смерти матери, от сердечной болезни скончался мой отец.

Только помню: много народу было дома и мне сказали, что отец крепко спит и надо разбудить его к чаю.

Я долго будил его, хлестая красной рубашкой.

Не разбудил.

Дядя Костя, брат матери, на санях увез меня в Пермь.

Попал на воспитание в семью Трущовых, это: тетка Александра, сестра матери, и ее муж, Григорий Семенович, который управлял крупный буксирным пароходством Любимова, в Перми.

У Трущовых были дети.

Семья жила в особняке, на готовой квартире, около пристани на берегу Камы, на окраинной заимке.

Это был двухэтажный деревянный дом, а кругом дома огромное место – гора с ёлками, пихтами, тополями, огородом, конюшнями, сараями и дивным ключом, бьющим из горы в огромный чан, стоящий в избушке.

Верхний этаж дома занимали Трущовы, внизу жили матросы, кучер, садовник Никитич и матерьяльный – приказчик.

На эту пристань, в дом к Трущовым меня привезли на жизнь.

С золотых приисков уральских гор Кочконара и Теплой, из лесов кедровых, медвежьих, меня привезли на берег Камы, к пароходам.

Новая семья, новые люди.

Все смутно и все удивительно.

У тети Саши кто-то рождается еще и кто-то умирает.

Дядя Григорий – строгий, суровый, кашляющий, никогда не смеется, не играет с детьми, не велит нам шалить, матросы его боятся, он всем распоряжается, его страшно слушать.

В доме – няня, кухарка, – с этими легче, проще, не боязно жить.

Уйдет дядя Григорий на службу, в свою товарную контору на пристань, и весь притихший дом оживает, радуется.

О, тогда мы, ребята, целые дни. болтаемся по двору, по горе, затевая бесконечные игры.

Или возимся около ключевого чана, где в особой садке живут, плавают посаженные: стерляди, язи, лещи, налимы.

Или торчим около матросов: слушаем разные чудесные рассказы о пароходской жизни.

Или торчим возле рыжего садовника Никитича, смотрим: он иконы делает, рамки из золотой бумаги, огурцы поливает, куриц кормит, табак нюхает.

Или вечером, перед сном слушаем, как старая нянюшка про чертей, водяных, домовых, банных сказки рассказывает: жутко и приятно.

Много и густо вокруг интересного: на берегу татары-пильщики дрова пилят и непонятные тягучие песни поют; на пристани грузчики ящики носят, на тачках товар катают; пароходы бегают, свистят, к пристани пристают; плоты лезут на берег; лодки снуют.

И такое всякое крутой происходит, что и понять не поймешь.

Быстрые, сияющие дни взлетали над жизнью, будто чайки над Камой.

Каждое утро появлялось новое солнце и хотелось узнать – откуда их столько берётся.

Няня говорила, что этим занимается бог и что вообще все делает именно он.

А я думая: ну, и работы у этого бога – сплошной ужас.

Нет, я бы не согласился быть богом, – это хуже, чем на буксирной пристани, где дни и ночи возятся люди с товарами.

Но все-таки превосходно, что бог делает яблоки и арбузы.

Этой работой я был очень доволен.

И перед сном с радостью молился:

– Господи, пошли еще яблоков и арбузов, и еще что-нибудь сладкое, хоть с полфунта.

По ночам гулко гремели тяжелые цепи, бухали в Каму чугунные громадные якори, густо шлепали пароходские колеса, шипел пар машинный.

И сквозь этот грузный шум, поверх происходящего, будто птицы полуночные, перекликались в рупоры водоливы с барж и капитан.

Проснёшься в этот поздний час, распахнешь окно и – стынешь сонными глазами в удивленьи: по огням на мачтах видно – снизу пришел с пятью баржами буксирный любимовский пароход, и вот пристает караван к мосткам нашей товарной пристани.

Под детским одеялом скорчившись, думаешь: как это они там – в ночной воде разбираются, устраивают столь важные дела? Совершенно непонятно.

И потом снится беспокойный сон: будто я сам – капитан и вот привел к нижней пристани множество баржей и все их так перепутал во тьме, что душа леденеет от ужаса и я, умирая на капитанском мостике, только шепчу:

– Спасите, спасите.

От боли и страха вскочишь чуть свет, облегченно улыбнешься тревожному сну и сразу опять глаза в окно.

Очарованье!

Кама – в полной утренней затуманенной спокойствии и, как лебедь на озере, красуется перед окнами белый, гордый пароход, стоящий на якоре, а у пристани – пять большущих барж.

И кругом тишина нежная, ровно это – виденье. Даже слышно, как за Камой птички свистят, как рыба всплескивается на заре, а в тумане чернеются рыбачьи лодки.

Смотрю в одно место, знаю: там, у закамского берега, с лодки удит знаменитый рыбак Шатров – всеобщий любимец, ибо всем на изумленье Шатров выуживает крупную рыбу; язей, лещей, подустов, окуней.

Да он и сам слюнявыми губами походит на выуженною подуста.

Золотым апельсином солнце выкатилось над лесом.

И в этот час – точно в шесть утра – басисто протяжно заревели гудки мотовилихинскою пушечного завода, к ним разом присоединились чугунно-литейные и судостроительные заводы Каменских, Любимова, фабрика Алафузова и всякие иные.

Пестрая музыка призывных будящих гудков долго, настойчиво разливалась по проснувшейся Каме.

И вдруг развороченный муравейником зашевелилась наша буксирная пристань.