Нина Дашевская - Тимофей: блокнот. Ирка: скетчбук

Надо же, шекспировские страсти. Превращение Диксона в человека. Мне даже странно, что никто не смотрит, только мы с Тоней, вот и все зрители. Подбегает какой-то пятиклассник, суёт деньги Тарасову – собрал.

Тарасов молчит. И Диксон молчит. Но глаз не отводит.

Подерутся? Звенит звонок, и Тоня вдруг берёт Тарасова под руку:

– Пойдём, Тарасик, на физику опоздаем.

И Тарасов почему-то уходит.

– Не сдавайся, Ричард, – говорю я.

Это немного смешно; как будто разыгрывается пьеса в школьном спектакле, и все ведут себя не очень естественно. Как плохие актёры. Интересно, это всегда так бывает в жизни, если что серьёзное происходит?

…Тоня теперь сидит со мной. Я спрашиваю тихонько:

– Зачем Тараса увела?

Физичка грозно смотрит на нас, и Тоня отвечает не вслух, пишет ответ на парте карандашом: «Испугалась. Что Диксон сорвётся. А так было красиво».

«Да, – пишу в ответ я. – Было красиво. Как в кино».

«Как в театре».

Надо же, как у нас иногда совпадают мысли.

Может, мы всё же немного друзья?

На перемене я всё-таки спрашиваю:

– А как твоя сестра? Так и следит за тобой?

– Нет, – улыбается Тонька, – она влюбилась. Представь! Теперь у неё в голове только Игорь; про меня вспоминает иногда, но редко.

– Поздравляю, – говорю я.

– Спасибо, – серьёзно отвечает Тоня. – Правда, боюсь, это ненадолго. Этот Игорь такой самовлюблённый тип, вроде нашего Тараса. Ну, да не важно, хоть чёрт с рогами! Главное, Ирка от меня отстала. Знаешь, я ведь долго думала, что ты тоже вредная. Из-за имени. Так влияет, представь!

– Представляю. А я раньше думала, что ты глупая. Из-за лица, – ляпнула я и тут же испугалась.

– У меня глупое лицо? – удивилась Тоня. Спокойно, не обиделась нисколько.

– Нет! Красивое. Мне казалось, не бывает человек и умным, и красивым.

– Я – красивая? Да ты что! С таким носом?!. Тоже, насмешила… Надо же, никогда бы не подумала! Ты, наверное, только на волосы смотришь, на цвет. Волосы – да; а лицо ведь у меня самое обыкновенное!

Кто бы мог подумать! Тонька и не знает, что она красавица!

– А теперь, – спросила вдруг она серьёзно, – теперь ты не думаешь, что я глупая?

– Ты рисуешь, – ответила я. – Глупый человек не может так рисовать.

– Я птиц люблю, – пожала плечами Тоня. – Не знаю, имеет ли это отношение к уму.

…Так странно, что мы говорим. Не просто болтаем, а всерьёз. И тут я взяла и спросила:

– А у тебя случилось что, Тонь? А?

– Да так, – сразу ответила она, – родители ссорятся. Ну, как у всех, ничего особенного. Просто грустно.

– Не как у всех, – сказала я.

– Твои что, не ссорятся, что ли?..

– Нет, – ответила я. И сама подумала: а ведь правда. Никогда не ссорятся! Как они так? Или они тихо ссорятся, как мы с Пашкой?

– Иногда спорят, конечно. Но ссорятся – я не слышала. У меня папа терпеть не может любые конфликты, он сразу любые ссоры гасит, в зародыше.

– Надо же, – сказала Тоня, – я думала, так не бывает.

– Бывает, – ответила я.

Даже никогда не думала, что у меня такая редкая семья.

Только вот мы с Пашкой подкачали. Взял и всё испортил, вот же человек!

Днём вдруг вышло солнце. Надо же, совсем тепло! Вот тебе и первое марта – думала, обыкновенный день, а ведь весна! И Тоня, и Тоня! Всё-таки мы настоящие друзья. Наверное. Никогда бы не подумала раньше.

На солнце тепло, а в тени руки мёрзнут – я засовываю их в карманы и в левом обнаруживаю бумажку. Что это?

Сложенный вчетверо листочек. Записка?..

«Ирка! Ты красивая. Не думай, это не шутка, как тогда, с Мишей. Это правда. И не думай, я ничего такого. Я просто. Просто – ты красивая, я подумал, ты ещё не знаешь. И помогла мне.

Как раньше, я уже не буду. И ты никому ничего не расскажешь, потому что ты не трепло. Да?

Р.»

Кто это – Р? Рома?

Ой. Дошло. Р. И пишет без ошибок, чего только не узнаешь про Диксона.

Неужели вот так просто оказалось помочь человеку? Просто посмотреть на него и сказать пару слов?

Никогда не думала, что могу кому-то помочь. А вот – получилось. Конечно, трудно предполагать, что Диксон станет Ричардом в один миг, но он старается. Это видно. Может, через пару лет мы его не узнаем.

Потому что не надо было цепляться так за Тарасова! Нельзя быть таким плющом, надо себя ощущать отдельным!

…А ведь я тоже. Уцепилась за Пашку и жила так. Что Пашка подумает, что он скажет… говорила с ним, выдуманным… Неудивительно, что я ему надоела. Может, и хорошо, что так вышло. Что я теперь отдельный человек, а не просто его сестра.

Я прихожу домой, вешаю куртку и иду в свою комнату. Спотыкаюсь у кровати о какую-то коробку. Что это? Ролики! Мама купила мне новые ролики! Вот это да!

Я бегу на кухню, но там нет никакой мамы, там Пашка. Ест суп и прихлёбывает, как поросёнок. Взрослый же человек!

– Ну, как? – говорит он. – Понравилось?

– Это мама купила? – спрашиваю я. Конечно, мама; папа же на работе!

– Это я купил, – говорит вдруг Пашка. – С Новым годом, Ирка!

– Ты чего, сбрендил? Какой Новый год!

– По старому календарю, – невозмутимо объясняет он. – Раньше первого марта отмечали. И я же тебе ничего не подарил в этом году.

Как будто в прошлом дарил. Я ничего не понимаю! Пашка купил мне ролики! Как это?

– Паш… Ведь старые есть, зачем?..

– Старые тебе ещё летом малы были.

– А твои же есть?

– Ну, мои… Сколько можно за мной донашивать! Я их другу отдал, у него брат. А тебе новые.

– А тебе?

– И себе купил. Нам вместе.

И он выставил ноги – оказалось, он в роликах сидит! Прямо на кухне!

– Ну что, поехали? Кататься?

– Прямо сейчас? – я как-то не верю. Может, я сплю?

Я быстро заглатываю суп и забегаю в свою комнату переодеться. А там на столе лежит картинка. Не ксерокс, копия от руки. Очень похожая, кстати. Тышлер.

– Пашка! Неужели сам?

– Ну, а кто. Не очень удачно, но пока лучший вариант.

– А откуда ты?..

– Ну, заметил. Что ты интересуешься. Ладно, давай скорее выходить, чего ты застряла!

И мы с Пашкой выходим. Прямо на роликах. Ноги отвыкли, и так высоко! Будто я совсем уже выросла. А Пашка вообще стал километровый. Мы, громыхая, заходим в лифт. А потом он помогает мне спуститься.

Главное – доковылять до набережной, ещё остался лёд, и асфальт так себе, и реагент этот ужасный! Жалко новые ролики. Надо было всё же в кроссовках до набережной идти.

Наконец мы переезжаем переход и оказывается на велосипедной дорожке. Она чистая-чистая! И солнце! Правда, ветер сильный, гоняет облака. Но это даже и к лучшему!

Левой, правой… Сезон открыт! И я радуюсь. Кажется, впервые за все эти дни так радуюсь! «С Новым годом», «с Новым годом» – поёт у меня внутри. Что, правда Новый год?

Пашка умотал далеко вперёд; потом красиво развернулся – вот он умеет всё же! – и вернулся ко мне. Навстречу идёт бабушка с собачкой, улыбается нам. Наверное, она думает, что я Пашкина девушка, вдруг понимаю я. И мне это страшно нравится.