Виктор Пичугин - Повесть о красном галстуке

— А вы все-таки куда, товарищ капитан?

— За кудыкины горы. Слыхал про такие места? Нет? Тогда не задавай лишних вопросов. По пути нам, ясно? Потому и берем. Остальное — военная тайна, понял? — Усаживаясь рядом с водителем, посоветовал: — Следом вторая колонна идет. Там аварийка имеется. Обратишься к лейтенанту Перевалову, скажешь, что капитан Васильев приказал помочь. Будь здоров!

Взревели моторы. Колонна двинулась дальше. Встречный ветер взъерошил мальчишеский чуб. Юра долго оглядывался и смотрел на одинокую фигуру Андреева, оставшегося на дороге.

В середине августа Юра с попутным воинским эшелоном прибыл в город Щорс.

Дом и улицу разыскал сразу.

Когда подходил к небольшому белому домику с зеленым палисадником, заволновался — как его примут и примут ли вообще.

На крылечке сидела худенькая девочка лет двенадцати. Она теребила тонкими пальцами короткие косички и о чем-то сосредоточенно думала. Глаза были грустные, заплаканные.

Наверное, Оля, дочь дяди Вани, решил Юра. И потянул на себя калитку. Скрипнули петли. Девочка от неожиданности вздрогнула, увидела незнакомого мальчика, вскочила и вдруг громко закричала в открытое окно:

— Мама, бабуля! Юра приехал! — и побежала навстречу.

Юра в нерешительности остановился. Оля подбежала, схватила его за руку и потащила за собой во двор. Юра едва успевал за ней.

На крыльцо выбежала высокая молодая женщина с тугими черными косами. Она приветливо улыбалась. Следом за ней на крыльце появилась полная, небольшого роста пожилая женщина, очень похожая на Ивана Бондаренко.

Оля, как и взрослые, радовалась приезду Юры. Повернувшись к матери и бабушке, она торопливо говорила:

— Это же Юра, Юра приехал, ты же ведь Юра, правда?

— Правда, — несмело подтвердил он и, окончательно смутившись, тихо добавил: — Я от дяди Вани приехал. Он привет всем передавал.

Женщины бросились к нему. Они обнимали, целовали, перебивая друг друга, расспрашивали про Ивана. Оля стояла в стороне и во все глаза смотрела на Юру.

Вдруг женщины спохватились, разом охнули и торопливо повели Юру в дом. Усадили за стол и стали угощать отварным мясом, яйцами, холодным молоком.

Юра проголодался, но ел несмело, медленно разжевывая еду. Женщины молча смотрели на него. А когда он поел и выпил кружку молока, его снова спрашивали про Ивана. Как он там себя чувствует, не ранен ли, когда приедет домой?

Вечернее солнце опускалось уже за крыши, когда с работы вернулся старший Бондаренко. Михалыч, как называла его Олина бабушка, вошел во двор, щелкнул запором калитки. Юра с Олей сидели на крыльце и разговаривали. Вернее, говорил один Юра. Он повторял рассказ о ее отце.

Когда дед ближе подошел к ним, Оля дернула Юру за рукав:

— Гляди, дедушка наш пришел… Дедуль, а это Юра приехал.

Юра встал навстречу. Михалыч тихим, спокойным голосом, словно удивляясь, произнес:

— Так вот ты какой, Юра Подтыкайлов? — и как взрослому протянул ему руку. — С прибытием тебя. Устал небось?

— Нет-нет, что вы! Я с бойцами ехал, всю ночь и все утро спал.

— Дедуль, ты не спрашивай Юру про папу, хорошо? Я тебе сама все-все расскажу, ладно? А то бабушка с мамой просто замучили его.

— Там видно будет, — уклончиво ответил дед и направился в дом. В дверях он обернулся, сказал просто, доброжелательно: — Я, Юра, быстренько умоюсь с дороги, и мы потолкуем с тобой…

Дед прикрыл за собой дверь.

— Юра, пойдем погуляем? Я тебе город покажу, нашу школу. А то у меня настроение такое… Не очень, понимаешь?

Юра прислушался, как дед громыхал в сенях рукомойником, и отказался:

— Нехорошо получится, — сказал он тихо, но твердо. — Ему про дядю Ваню узнать хочется, а я уйду. Нечестно будет, обидится.

— Вообще-то ты прав, — вздохнув, согласилась Оля. — А потом сходим, ладно?

— Потом можно.

Некоторое время они сидели молча. Вскоре Оля не выдержала молчания:

— Ты книги любишь читать?

— Люблю. Особенно сказки.

— Я тоже сказки люблю. С ними хорошо мечтается.

Она снова печально опустила глаза. Юра чувствовал, что ее все время что-то тревожит, волнует.

— Что с тобой?

— Ничего.

— А почему до меня плакала? Обидел кто-нибудь, да?

Оля нахмурилась, опустила голову… Вдруг повсюду завыли тревожные гудки. Оля вскочила.

— Воздушная тревога!

Подбежала к окну!

— Мам, идем!

Повернулась к Юре:

— Мы у соседей в подвале прячемся, когда фашисты бомбят. А дедушка в своем погребе. Идем с нами, места хватит.

Юра не знал, что ответить, но почему-то решил, как дед скажет, так он и сделает.

Послышалась частая стрельба зениток и сразу приближающийся гул самолетов. Из дома торопливо вышла Катерина. Взяла за руку Олю, позвала с собой Юру. Но появившийся следом дед сказал:

— Ты, Катерина, иди с внучкой, а мы с Юрой в своем погребке пересидим, о жизни потолкуем. Так что идите, идите.

По шаткой крутой лесенке, вслед за Михалычем Юра спустился в погреб. Пахло сыростью. Дед засветил свечку, и Юра увидел маленький столик, прижатый к стене, рядом стояла коротенькая дубовая скамеечка, едва вместившаяся сюда.

Вдвоем уселись на скамеечку.

— А почему бабушка не идет? — спросил Юра.

— Она не спускается. Сколько раз объяснял ей, что пуля — дура, шлепнет — и поминай как звали! Она и слушать не хочет. Меня гонит, а сама не идет! Да и трудно ей спускаться, на сердце жалуется… Ну, Юра, расскажи про сына, время у нас теперь имеется, говори по порядку, не спеши.

Дед закурил, привалился боком к столу, уставился в одну точку и, слушая, медленно и глубоко затягивался дымом…

Где-то совсем рядом вздрогнула, загудела земля. Взрывы бомб, стрельба зениток, надрывный самолетный гул — все смешалось воедино.

Некоторое время Михалыч и Юра сидели молча, вслушиваясь и стараясь представить, что же творится наверху. А когда звуки боя стали удаляться, дед не спеша загасил цигарку, сказал веско:

— Видать, немец и у нас скоро объявится. Жмет, проклятый, со всех сторон, — помолчал с минуту и добавил с горечью: — По восемнадцатому году хорошо его помню. Кровавые следы оставил. А этот похлеще прежнего будет. Одним словом — фашисты!

Михалыч замолчал, задумался. Юра смотрел на него и чувствовал неотвратимое приближение новой беды.

— Что к нам приехал — молодец! Спасибо тебе. О твоей беде все знаем, сын написал. Живи, Юра, у нас как дома. — Дед прислушался к далеким разрывам. — Никак наше депо на станции Сновск бомбят. Я там, дорогой мой, всю жизнь работаю. С детства каждый уголок, каждая пядь земли роднее родного стали. А он, стервец, вторую неделю бомбами замучил. Подъездные пути ремонтировать не успеваем. Ну, ничего, соберутся наши силой, всыпят еще по заслугам — обратно фрицы бегом побегут. Наполеон и в Москве побывал, а что из этого получилось? То-то и оно! Народ наш не такой, чтоб его покорить можно. Так что, Юра, доскажи-ка мне про Ивана, как вы с ним расстались и когда?..