Фрэнсис Бернетт - Маленький лорд Фонтлерой

В следующее воскресное утро к службе в приходской церкви собралось много народа. Действительно, м-р Мордаунт не мог запомнить, чтоб когда-либо раньше стечение богомольцев было так велико. Явилось не мало таких, которые вообще редко приходили слушать его проповеди. Но на этот раз можно было встретить здесь даже прихожан соседней церкви. Тут были дюжие, с загорелыми лицами, фермеры, здоровые, краснощекие, в своих лучших чепцах и шалях, фермерши, в сопровождении полудюжины ребят на каждую семью. Была и докторша с четырьмя дочерьми. На своих скамьях сидели и м-р Кимсей с женою, содержавшие аптекарский магазин и снабжавшие пилюлями и порошками весь околоток, и м-сс Диббль, и портниха, мисс Смифф, с подругой, м-сс Перкинс, модисткой; явился и фельдшер, и служащий из аптеки — одним словом, налицо были представители почти каждой семьи со всего пространства графских владений.

В течение предшествовавшей недели про маленького лорда Фонтлероя передавалось множество удивительных рассказов. М-сс Диббль было столько дела с покупательницами, приходившими купить на один пенни иголок или моток тесьмы и послушать ее рассказов, что подвешенный на двери ее лавочки колокольчик звонил не переставая с утра и до вечера. М-сс Диббль во всех подробностях было известно, как были убраны комнаты, назначенные для маленького лорда, какие были куплены дорогие игрушки. Она знала о том, что для него приготовлены были и прекрасный бурый пони, и маленький грум для ухода за лошадью, и маленькая колясочка с серебряной упряжью. Она могла рассказать также все, что передавала каждая из прислуг, которой удалось видеть ребенка в ночь его прибытия, и как всякая служанка в людской сетовала о том, что такого милого мальчика разлучили с его матерью. От нее можно было узнать, как у всех сжалось сердце, когда он один пошел в библиотеку, к своему деду, — ведь страшно подумать, как тот обойдется с одиноким ребенком, когда и у старых-то людей сердце в пятки уходит.

— Вы, м-сс Дженнифер, пожалуй, не поверите мне, — говорила м-сс Диббль, — только у этого ребенка совсем нет страха — сам м-р Том это говорит; и как он улыбался и разговаривал с его сиятельством — ну, просто, как бы давнишние друзья. И граф-то, говорят, так опешил, что сидит только да слушает, да смотрит на него исподлобья. М-р Том считает, скажу вам милая м-сс Бэтс, что как ни дурен старик, а и тот в душе был доволен и возгордился. Да и что ж тут мудреного? М-р Том говорит, что лучшего и желать нельзя — так уж он красив, мальчик-то, да такие у него прекрасные манеры, разве что немножко старомодные.

А затем явилась история с Хиггинсом. М-р Мордаунт рассказал ее за своим обедом, а слышавшая ее прислуга рассказала ее в кухне, откуда она быстро распространилась и по всему околотку.

И когда, в базарный день, Хиггинс появился в городе, то его засыпали расспросами. Осведомлялись и у Ньюика, который вместо ответа показал некоторым записку с подписью «Фонтлерой».

Таким образом, женской половине фермерского населения было о чем поговорить за чаем или во время посещения лавок за продуктами; и все они относились к этому делу по справедливости и не могли нахвалиться маленьким лордом. Отсюда станет понятным, что фермерши в первое же воскресенье отправились в церковь, кто пешком, а кто и на лошадях, в сопровождении своих мужей, которым, пожалуй, тоже не безынтересно было взглянуть на молодого барина, будущего хозяина земли.

Не в привычке графа было посещать церковь, но в это первое воскресенье он решил занять в ней старинную фамильную ложу вместе с Фонтлероем.

По дороге к церкви и на самом церковном дворе собралось таким образом много любопытных. Целыми группами стоял народ и на паперти и в воротах, и повсюду слышались догадки и споры насчет возможности приезда в церковь его сиятельства. Вдруг в самый разгар этих споров послышалось восклицание какой-то женщины:

— Э, да ведь это, должно быть, мать!

Все слышавшие эти слова обернулись и увидали невысокого роста, стройную молодую женщину в черном, шедшую по дорожке. Вуаль ее была откинута назад, так что зрители могли видеть ее красивое и приятное лицо и слегка курчавые, как у ребенка, светлые волосы, выбивавшиеся из-под ее вдовьего головного убора.

Она не думала об окружавшем ее народе. Она думала о Кедрике, о его приездах к ней, о его радости по поводу своего нового пони, на котором он действительно приехал к ней накануне, причем сидел очень прямо и казался чрезвычайно счастливым. Скоро, однако, ей невольно пришлось обратить внимание на то, что на нее смотрит столько глаз и что прибытие ее произвело некоторого рода волнение. Она заметила это сначала потому, что какая-то старушка в красной мантилье сделала ей реверанс, а затем другая, сделав то же самое, сказала:

— Да пошлет вам Бог счастья, сударыня! — и вслед за тем мужчины один за другим снимали шляпы по мере того, как она проходила мимо них.

В первую минуту она не поняла, а потом только догадалась, что ее приветствуют, потому что она мать маленького Фонтлероя. При этой мысли лицо ее несколько зарумянилось; улыбаясь и поклонившись в свою очередь, она, обращаясь к первой приветствовавшей ее старушке, сказала: «Благодарю вас». — Для человека, жившего всегда в полном суеты и движении американском городе, такая простая форма почтительного внимания составляла положительную новость и на первый раз ставила в некоторое затруднение. В конце- концов, однако, ей не мог не понравиться и не произвести приятного впечатления ласковый тон такого приветствия. Едва она успела пройти в церковь, как совершилось великое событие этого дня. Карета из замка, запряженная великолепными лошадьми и с кучером и лакеем, одетыми в богатые ливреи, обогнула угол и появилась на дороге.

— Вот они едут! — пронеслось по толпе от одного зрителя к другому.

Карета остановилась; Том соскочил с козел, отворил дверцу, и из нее выпрыгнул одетый в черный бархат, с пышными золотистыми волосами, маленький мальчик.

Все, и мужчины, и женщины, и дети, смотрели на него с любопытством.

— Ни дать, ни взять капитан! — говорили помнившие еще его отца. — Как две капли воды сам капитан!

Между тем Кедрик, освещенный ярким утренним солнцем, стоял и с самым нежным вниманием следил за тем, как Том высаживал графа из экипажа. Как только явилась для него возможность оказать старику помощь со своей стороны, он протянул руку и подставил свое плечо, как взрослый человек. Для всех стало ясно, что как бы ни относились к графу Доринкуру другие, внуку своему он не внушал ни малейшего страха.

— Опирайтесь, пожалуйста, на меня, — слышен был его голос. — Как рады эти люди видеть вас и как, должно быть, они вас хорошо знают!