Фрэнсис Бернетт - Маленький лорд Фонтлерой

Бен, напротив того, стоял все время отвернувшись.

— Могу в любом суде присягнуть в том, что это она, — сказал он м-ру Хавишаму, — и могу привести еще десяток свидетелей, которые скажут то же самое. Отец ее человек порядочный, хотя и очень низкого положения. Мать ее была точь в точь такая же, как и она. Мать умерла, а отец еще жив, и у него хватит честности, чтобы ее устыдиться. Он скажет вам, кто она, и была ли она за мною замужем или нет.

Затем он вдруг сжал кулаки и обернулся к ней.

— Где ребенок? — спросил он. — Я возьму его с собой! Ему нет теперь до тебя никакого дела, как нет и мне!

Едва он успел произнести эти слова, как дверь из спальной комнаты приотворилась, и мальчик, вероятно, привлеченный громким разговором, выглянул оттуда. Его нельзя было назвать красивым ребенком, но он был вылитый Бен, как это мог видеть всякий, и на подбородке у него виднелся трехугольный шрам.

Бен подошел к нему и взял его за руку, причем собственная его рука дрожала.

— Да, — сказал он, — я и за него мог бы присягнуть. Том, — обратился он к ребенку, — я твой отец; я пришел, чтобы увезти тебя. Где твоя шляпа?

Мальчик указал на стул, где она лежала. Он, видимо, был доволен, что его хотят увезти. Он так привык к неожиданностям, что даже не удивился, когда какой-то незнакомец назвал себя его отцом. Ему настолько не по сердцу была женщина, несколько месяцев тому назад явившаяся туда, где он жил с самого младенчества, и вдруг назвавшая себя его матерью, что он был рад этой перемене. Бен взял шляпу и направился к двери.

— Если я вам опять буду нужен, — сказал он м-ру Хавишаму, — то вы знаете, где найти меня.

Он вышел из комнаты, держа ребенка за руку и даже не взглянув на женщину. Она продолжала неистовствовать, а граф невозмутимо смотрел на нее сквозь очки, не спеша надетые им на свой орлиный аристократический нос.

— Будет, будет вам, сударыня, — сказал м-р Хавишам. — Это ничему не поможет. Если вы не хотите, чтобы вас засадили, то лучше успокойтесь.

В его тоне было столько деловитой серьезности, что, убедившись, вероятно, в необходимости убраться по добру по здорову, она бросила на него дикий взгляд и, шмыгнув в следующую комнату, захлопнула за собою дверь.

— Нам теперь нечего о ней беспокоиться, — сказал м-р Хавишам.

И он был прав, потому что в эту же самую ночь она покинула «Доринкурский герб», села на поезд, отходивший в Лондон, и с тех пор ее никто не видал. Выйдя после описанной сцены из комнаты, граф прямо направился к своей карете.

— В Каурт-Лодж, — сказал он Тому.

— В Каурт-Лодж, — повторил Том кучеру, влезая на козлы, — и помни ты мое слово — дело принимает неожиданный оборот.

Когда карета подъехала к Каурт-Лоджу, Кедрик был в гостиной с матерью.

Граф вошел без доклада. Он казался на целый дюйм выше и на много лет моложе. Его глубоко сидевшие глаза сверкали.

— Где лорд Фонтлерой? — спросил он.

М-сс Эрроль пошла ему навстречу. Щеки ее были красны.

— Разве он лорд Фонтлерой? — спросила она. — Неужели, в самом деле?

Граф схватил ее руку.

— Да, — ответил он, — это верно.

Затем он положил другую руку на плечо Кедрика.

— Фонтлерой, — произнес он своим бесцеремонным, властительным тоном, — спроси свою мать, когда она приедет к нам в замок.

Фонтлерой бросился на шею матери.

— Чтобы остаться жить с нами! — закричал он. — Чтобы всегда жить с нами!

Граф смотрел на м-сс Эрроль, а м-сс Эрроль смотрела на графа. Его сиятельство говорил вполне серьезно. Он пришел к решению не терять больше времени для исполнения этого плана. Он уже убедился, что ему следует войти в дружбу с матерью своего наследника.

— Вполне ли вы уверены, что я нужна вам? — сказала м-сс Эрроль, улыбаясь своей милой, кроткой улыбкой.

— Вполне уверен, — ответил он напрямик. — Мы всегда в вас нуждались, только не сознавали этого как следует. Мы надеемся, что вы приедете.

Бен, взяв с собою сына, отправился обратно в Калифорнию, но возвращение его совершилось при весьма благоприятных обстоятельствах. Перед самым его отъездом м-р Хавишам имел с ним свидание и передал ему желание графа Доринкура сделать что-нибудь для мальчика, едва не оказавшегося лордом Фонтлероем. В этих видах он решил завести собственные стада и поставить Бена во главе дела на таких условиях, которые, будучи весьма выгодными для Бена, послужили бы вместе с тем основою будущности и его сына. Таким образом Бен уехал заведовать почти на правах хозяина стадами, которые в будущем легко могли сделаться его собственностью, что действительно через несколько лет и случилось; а из сына его, Тома, вышел впоследствии отличный молодой человек, искренно полюбивший отца. Дела их пошли так хорошо, и они были так счастливы, что, по словам Бена, Том вознаградил его за все раньше испытанное горе.

Между тем м-р Хоббс и Дик — приехавшие с намерением проследить дело до конца — остались пока в Англии. Было решено, что граф возьмет Дика на свое попечение и позаботится дать ему хорошее воспитание; что же касается до м-ра Хоббса, то он, оставив дома верного человека для заведывания своей торговлей, нашел возможным повременить с отъездом, желая быть свидетелем празднеств, предполагавшихся по случаю предстоящего восьмого дня рождения лорда Фонтлероя. Были приглашены все арендаторы; готовились угощения, танцы и игры в парке, потешные огни и фейерверки вечером.

— Точь в точь как у нас четвертого июля! — говорил Фонтлерой. — Жаль, что мое рожденье не четвертого, а то мы могли бы отпраздновать его вместе.

Нужно признаться, что в начале граф и м-р Хоббс не настолько сошлись друг с другом, как бы можно было надеяться в интересах британской аристократии. Дело в том, что граф знавал очень мало лавочников, а м-р Хоббс не имел особенно близких знакомых среди графов, так что при их редких встречах разговор у них как-то не клеился. Справедливость требует заметить также, что м-р Хоббс был несколько поражен тем великолепием, которое Фонтлерой счел долгом показать ему.

Въездные ворота с каменными львами и аллея вековых деревьев уже с самого начала произвели некоторое впечатление на м-ра Хоббса, а когда он увидал замок с его цветниками, теплицами и террасами, когда увидал темницу, роскошную парадную лестницу, великолепные конюшни, лакеев в богатых ливреях — он был в совершенном восхищении. Но что окончательно поразило его — это галерея фамильных портретов.

— А, это нечто в роде музея? — заметил он Фонтлерою, когда тот ввел его в большую, прекрасную комнату.

— Н-нет! — ответил Фонтлерой с некоторым сомнением. — Не думаю, чтоб это был музей. Дедушка говорит, что это мои предки.

— Все твои предки! — изумился м-р Хоббс. — Ого, сколько их тут! То-то должно быть семья была у твоего прадеда! И он всех их вырастил?