Андрей Неклюдов - Звезда по имени Алголь

…Юрка не заметил, как книжка выпала у него из рук и он мертвецки заснул. В своих снах он вновь плыл на каравелле «Санта-Мария» открывать неведомые земли, сражался с ханской ордой за русские города, спасал морских животных, погружался на подлодке «Наутилус» в пучину океана и летел на космическом корабле «Полюс» к далёким сверкающим галактикам.

Папуасами именовало себя немногочисленное, но грозное мальчишеское племя из маленького тихого городка на реке Ирше.

Река тоже была тихая, густо заросшая по берегам ольховником, а по заводям — осокой, камышами, оранжево-жёлтыми кувшинками и водорослями. Особую таинственность и живописность придавали ей бессчётные необитаемые острова, островки и протоки, порой узкие, хорошо замаскированные и известные, пожалуй, одним папуасам.

Большую часть времени племя проводило в дальних плаваниях по Ирше на своём двухвёсельном судне или в разбоях. На реке они охотились на водоплавающую дичь, в изобилии водившуюся вблизи раскинутых по берегам сёл, а в сухопутных разбойничьих вылазках добывали всякое иное продовольствие.

Перед очередной вылазкой вождь папуасов Слава Козякин проверял боевую готовность команды. Он усаживался обычно на спинке дворовой скамейки, водрузив ноги на сиденье, где располагались его приближённые — загорелый, как мулат, крепыш Вовка Дран и толстый, со складками на боках папуас Валерка по прозвищу Фигля. Перед скамьёй сидели или возлежали на травке ещё два соплеменника — братья Тетери — разные по возрасту, но в одинаково грязных майках, шортах и с одинаково остриженными затылками.

На этот раз по соседству с Тетерями устроился щуплый веснушчатый паренёк Алёшка Вершев. Алёшка не так давно переехал с родителями в это местечко, и здешняя ребятня ещё не признавала его своим.

Вождь придирчиво оглядел племя.

— Вот ты, Тетерь, — кивнул он на Тетеря-старшего, — своровал бы ты картошку у злой бабки?

— Своровал бы, — чистосердечно признался тот.

— А у доброй?

— Не своровал бы.

— Плохо. А ты? — указал вождь на Тетеря-младшего.

— Я своровал бы у доброй. А то злая уши надерёт.

— А ты? — толкнул командир коленом толстяка Фиглю.

— Жрать захотел — украл бы у любой, — пробубнил тот.

— А я, у какой приказано, у той и своровал бы! — отчеканил Дран и хмыкнул: — Даже у Фигли украл бы, если б надо было.

— Дран — настоящий папуас! — похвалил Вовку Славик. — Эй, Лопух, а ты что скажешь?

Алёшка Вершев встрепенулся. Он давно мечтал быть принятым в папуасы и понимал, что ему лучше было бы ответить, как Дран, но вместо этого, робко глядя на могущественного вождя, он промямлил:

— Мне папа говорил, что красть нехорошо…

Папуасы захихикали (им даже стыдно было слышать такую глупость), и все посмотрели на Славика. Вождь сохранял положенную вождям степенность.

— Это твоему папе красть нехорошо, — поучительно изрёк он. — А для нас, папуасов, грабежи и налёты — главное дело жизни.

— И для завтрашнего плавания нужен провиант, — добавил Фигля.

— Я бы мог принести картошки из дому, — нетвёрдо предложил Алёшка.

— Из дому! — передразнил его Вовка. — Ты ещё папу из дому возьми и маму заодно!

Толстый Фигля мелко затрясся в притворном смехе, тыча в Алёшку пальцем, но мигом присмирел, получив от вождя щелчок.

— Сегодня, как стемнеет, — вполголоса молвил Славик и огляделся по сторонам, — у нас налёт. На огород той бабки, что в прошлый раз малому Тетере надрала уши.

— Она надрала уши, а мы надерём у неё картошки! — схохмил Вовка Дран.

— … Каждый должен знать свою задачу… — продолжал Славик.

— Чур я на стрёме! — выпалил Дран.

— Я на стрёме, — спокойно возразил вождь. — А ты, Дран, будешь в разведке.

— А кому картошку красть? — спросил Тетерь-младший.

Славик слегка повёл глазами на Алёшку.

— Пошлём Лопушину! — сию же секунду подхватил Вовка. — Ему надо привыкать. Пусть тренируется.

— На фига он нам? — проворчал Валерка Фигля. — Только всё дело испортит. Знаю я этого Лопуха.

— Вот и будет ему проверка. Испортит — не видать ему плавания, — небрежно бросил Козякин.

Алёшку в плавание не брали ещё ни разу, и ему казалось, что нет на свете ничего более замечательного, чем путешествовать по реке на лодке.

— Лопуха, значит, вперёд, — окончательно постановил вождь, — а Тетерей и Фиглю — в подкрепление.

Темнота стояла разбойничья. Папуасы совершили лихой марш-бросок через рощицу, показавшуюся Алёшке настоящими джунглями. Главной его задачей было не отстать. Тем более что в шуме их бега ему неотвязно слышался топот по меньшей мере ещё десятка чьих-то ног (или лап).

Он слегка обрадовался, когда они очутились на открытом пространстве и над головой заблистали звёзды. Но тут папуасы разом плюхнулись на землю и поползли на животах по влажной щетинистой траве.

Алёшка не понимал, почему они ползут, а не идут ногами, когда в округе ни души. Но решил, что папуасам, видимо, иначе нельзя. Порой среди бурьяна попадалась крапива, однако он не замечал её жгучих прикосновений. У него и так было ощущение, словно всё его тело горит в огне. Дело в том, что он ещё никогда в жизни не воровал. И хотя ему лестно было сознавать, что папуасы взяли его с собой в такое опасное предприятие, всё же его не оставляла мысль, что дело, в котором он сейчас участвует, — дурное. Трудно было даже представить, как он сможет смотреть в глаза родителям, сестре, если им станет об этом известно. А что скажет он в своё оправдание, когда вернётся сегодня домой так поздно?..

Впереди Лопуха полз Фигля, сопя и покряхтывая, точно трактор, вспахивающий целину. Позади двигался Дран.

— Давай-давай пошевеливайся, — то и дело тыкал он Алёшку хворостиной в голые пятки.

— Что, Лопух, страшновато? — прошептал, приостановившись, Валерка. — Небось поджилки трясутся и скелеты кругом мерещатся?

Алёшка замер и осторожно покосился по сторонам. Местность вокруг была с трудом различима и неузнаваема, точно они попали в какой-то другой мир, может быть даже в подземный. Или, скорее, в пропасть, потому что вверху видны звёзды…

В следующий миг Вовка Дран больно кольнул его хворостиной:

— Ползи не тормози!

Фигля и Алёшка поползли дальше.

— А мне хоть бы хны, — возобновил прерванный разговор Валерка, обращаясь к новенькому, — нисколечки не страшно. Привычен. Не то, что ты.