Александр Красильников - Путешествие Феди Карасика

— Ну давай устраивайся, — пригласил капитан, все так же весело посмеиваясь глазами.

…А теперь вот Карасик уже выспался и проснулся. Над речкой, над лесом и справа, и слева моросил мелкий дождь. Небо было серым, и день был тоже серым от туч, которые клубились густым дымом совсем низко.

Катер был не то, что «Чайковский», на нем не было первых и вторых классов, тут все ехали вместе, без разделений на классы, и это Карасику нравилось. Даже сама капитанская рубка, которая на «Чайковском» возвышалась над первым классом, здесь стояла рядом со скамейкой, на которой спал эту ночь Федя, и дверь — вот она, пять ступенек — и в рубке!

Чтобы не наскочить на берег или на мель, катер ползет медленно, еле-еле. А вот, хрипло прокричав что-то, и совсем остановился.

Федя заинтересовался, что же там происходит впереди, и вышел на носовую часть. На носу с длиннющим полосатым шестом в руках стоял матрос. Он то и дело опускал шест в воду, доставал им до дна и кричал:

— Два с половиной!

— Два!

— Два с половиной!

— Три!

Катер двигался на ощупь, Федя смотрел на матроса с длинным шестом, ему казалось: сейчас матрос опустит шест, упрется на него и прыгнет на берег. Федя видел в кино, как высоко прыгают с шестом спортсмены.

Но вот, кажется, миновали мель, матрос вытащил из воды шест, катер пошел порезвее. Однако ненадолго ему удалось прибавить скорость. Снова над Карасиком засопел недовольный его голос. Впереди, из-за поворота, вывернулась лодка. Да, да, всего-навсего какая-то лодчонка. Она-то и заставила «Кулибина» опять сбавить ход. Люди, сидевшие в лодке, спешно пристали к берегу и потащили лодку в кусты, чтобы дать пройти катеру.

— Привет рыбакам! — крикнул кто-то из пассажиров. — Много рыбки-то наловили?..

Рыбаки не сочли нужным отвечать на приветствие и вопрос. Наверное, им не ахти как было весело под мелким противным дождем. Да и какая в такой речушке рыба? Петрику Моисеенко рассказать или Стаське Рыжему — не поверят, что такие маленькие реки есть.

Карасик смотрел, как проплывают мимо зеленые развесистые деревья, и думал о том, что лесов таких, как здесь, в Песчанке и вокруг нет. Чего нет, того нет!.. Сейчас бы сойти на берег и побродить в самой гуще среди великанов деревьев. Прямо с катера на берег выпрыгнуть можно.

Карасик так увлекся происшествиями, которые происходили с катером каждые десять минут, что забыл о времени, и торчал на носу, пожалуй, добрых часа три, пока не почувствовал, что не плохо бы чего-нибудь поесть.

Плыть до Гороховца, по Фединым расчетам, оставалось еще часа четыре-пять, совсем немного. Он уже начал волноваться: приближался конец его пути, конец его путешествия, его одиссеи.

На лавке, на которой Федя ночевал, портфельчика он не обнаружил. Может, это совсем не та лавка, может, Карасик спутал все на свете?.. Нет вроде. И здесь портфельчика нет, и здесь…

И тут до сознания Карасика дошло: украли! Но как же так? Кто посмел взять его, Федины, вещи! Там же такая, совсем новая эмалированная кружка! Майка и трусы! А стихи?! И стихи про санитарку Марусю украли!

От обиды и огорчения у Феди набежали на глаза слезы. Нет, он не заревел — еще чего! — но мокрота подступила к глазам. Феде не жалко кружку и майку с трусами, но стихи!

А может, кто просто подшутил над ним и спрятал портфель? Карасик решил обследовать каждый уголок верхней палубы.

Он полез под скамейки, заглянул даже в урну для мусора, исследовал все углы. Увы! Портфель исчез.

Там, где спал Федя утром, когда встал, он не видел никого. Пассажиров на верхней палубе вообще было два-три человека, да и те сейчас куда-то подевались, и даже спросить было не у кого про портфель.

Тогда Карасик решил спуститься вниз, туда, где было потеплее, к машинному отделению, и где поэтому ехали, в основном, все пассажиры «Кулибина». На узлах сидели, опершись локтями о колени, пассажиры. Какой-то парень бродил между спящими людьми и между их узлами и корзинками. Федя глядел в лица людей и не знал, как же теперь угадать, кто из них, из этих людей, взял его портфель. А ведь кто-то взял. Может, вот этот парень, нагловато посмотревший на Федю? Или, может, Карасику показалось, что он посмотрел на него именно нагловато?.. Не подойдешь и не спросишь у любого, мол, не ты ли взял. И во всеуслышание не закричишь, объявляя о пропаже. Что же делать?

Федя бесцельно ходил, перешагивая через чьи-то мешки, через чьи-то вытянутые по палубе ноги. Так ничего и не придумав, поднялся наверх.

Мелкий противный дождь все так же брызгал-кропил над Клязьмой, над пароходиком. Федя сел на скамейку и стал бесцельно смотреть на проплывающие чащобы леса, сквозь белесую марлевую сетку дождя казавшиеся особенно сказочными. Вдруг подумалось Карасику, что сейчас вон из-за того приземистого и широкоствольного дуба выскочит серый волк с Красной шапочкой на спине, а тот вяз, что подошел почти к самому берегу и ухватился корневищами за землю, словно лапой, сгодится вполне, как курья ножка для избушки Бабы-Яги. Вон и чудовище на полянке: в засохшем причудливом дереве угадывается не то крокодил, не то какой-то допотопный ящер. Сейчас скомандует Баба-Яга — и оживет чудовище, и задвигаются его когтистые лапы, засверкают глазища.

…А портфель где ж теперь искать?

«Карр-карр-карр», — проскрипела сидящая на сухом сучке дерева ворона, взмахнула черными крыльями и полетела над лесом. Наверное, это и есть Баба-Яга.

Одна за другой приходили к Карасику из лесных загадочных недр русские сказки, и Федя будто заново перечитывал их. Он даже ждал, что скоро выйдет из лесу, раздвинув руками ветви, Иванушка, статный, льняноголовый, в лапотках и в длинной домотканой рубахе, подпоясанной лыком, будет смотреть и дивиться тому, как плывет и шлепает по воде колесами невиданное им чудо — пароход. А то выедет на гривастом коне богатырь Илья Муромец с тяжелой палицей в руке, а из-под копыт коня будут сыпаться искры.

…В конце концов, наплевать на этот портфель. Стихи жалко. Их придется восстановить по памяти. Стихи, если они живут в человеке, не украдешь!

Решив так и успокоившись, Карасик вдруг встал и направился к рубке. Он открыл дверь и сказал:

— Товарищ капитан, у меня украли вещи.

Наверное, Федя отважился на этот шаг именно потому, что успокоился и смирился с пропажей. Теперь нужно было все-таки доложить капитану о происшествии на его судне.

В рубке стоял у штурвала матрос. Капитан, тот самый человек с веселыми глазами, которого Федя Карасик встретил сразу же, когда сиганул на «Кулибин» с пристани, сидел.

Выслушав Федю, он сразу стал серьезным.

— Стало быть, портфель у тебя пропал? — вспомнил он сразу своего пассажира-прыгуна. — А ну-ка, пойдем. Не мог он пропасть.