Олег Кузнецов - Похождения хитрого Соленопсиса [Рассказы]

Лишь для хищника не получилось никакого облегчения. Лежа, веприца не переставала косить на него глазом, и с такой выразительностью, что ему, видно, в конце концов сделалось совсем не по себе. Он попытался выйти из поля зрения своей неприятельницы, просеменив немного вперед, — очень рискованно, потому что берестяной ствол под ним потончал и держаться на белой, холодной его гладкости стало еще труднее.

Судя по всему, близилась развязка: треск растоптанных ребер, предсмертный хрип, в клочья разодранное и, возможно, с потрохами съеденное тело, а потом — кровью окрашенная весенняя вода… Что ж, в кои-то веки копытному зверю удается поквитаться с хищным!

Но тут уши грозной мстительницы принялись выделывать явно безотносительные к тягостному происшествию кренделя и петли. На первый взгляд бессмысленные, никому не понятные, эти загогулины на самом деле были наиточнейшей записью событий, развивавшихся в это время в гнезде.

Вначале там закопошились. Потом закопошились сильнее и довольно быстро растащили в разные стороны клочья ценной ветоши. Потом одиннадцать полосатых почти враз открыли себя пронзительному солнцу, птицам, деревьям. (Веприца нервно пошевелилась). А они, всего лишь на миг озадаченные обилием окружающей жизни, вдруг осмелели и затопали кто куда! Так, как если бы слух был ее зрением, веприца с точностью различила, что два кабаненка приблизились к самому краю глубокого бочага и, нагнув головы, смотрятся в голубое зеркало его поверхности; а еще один рисковый бредет уже где-то за логовом, прямо к вязкому болоту! Она резво вскочила, почти отшвырнув самозабвенно наслаждавшегося страдальца. (Он возмущенно визгнул). Кинув взгляд в сторону лиса, краткий и категоричный, словно повеление оставаться на месте, с шумом устремилась к логову. Унылый кабаненок побежал за ней.

Оставшись в одиночестве, лис стал внимательно смотреть вниз, намереваясь воспользоваться самым коротким да и, несомненно, единственным путем отступления. Но его ожидало разочарование: страшной веприцы нет, а прыгнуть, оказывается, все равно нельзя: высоковато. Неприятное открытие настолько поразило хищника, что он даже умудрился сесть и свесил хвост, причем сделал это машинально — сознательно на такое движение он бы не решился.

На диво сосредоточенный, он сидел и сидел, казалось мучительно размышляя над странным вопросом бытия. Действительно, почему нежный кабаненок, совершив известное падение, остался цел и невредим, а ему, мудрому и сильному, это же самое расстояние неподвластно?

Вскоре, однако, он устал с непривычки и свалился. Свалился! Трудно по-иному назвать то, что с ним произошло. Было там и паническое цепляние за ствол, и беспорядочный, лишенный всякой красоты полет, и треск опять пострадавшего бересклета, и довольно гулкий удар тела о землю.

Разумеется, для веприцы это было победой, и она, услышав шум, помчалась, чтобы все увидеть собственными глазами. И она увидела кривую березу такой же, как и обычно, — без лиса, а бересклетовый куст — несколько изменившимся: на нем висели яркие клочки шерсти.

Жестокая воительница осталась недовольна результатами. Вернувшись к семейству все еще раздраженной да к тому же заметно удрученной какой-то новой заботой, она принялась слоняться вокруг логова, то и дело туда заворачивая и осматривая кабанят. Те, что-то предчувствуя, возбужденно и вопросительно тыкались ей в ноги мягкими пятачками.

А настроение мамаши объяснялось просто: после истории с лисом она уже не могла оставить малышей одних. Ну откуда ей было знать, что рыжий в эти минуты поспешал где-то далеко-далеко, причем не оглядывался, показывая полную утрату интереса к кабаньему выводку?!

Взять, что ли, кабанят с собой?.. Но на этот счет у веприцы были весьма строгие убеждения, по которым выходило, что первая прогулка с выводком невозможна до тех пор, пока кабанята окончательно не надоедят своей егозливостью. А они, кажется, еще не очень надоели, хотя егозят, пожалуй, прямо-таки невыносимо…

Компания полосатых успела истомиться и даже проголодаться, когда веприца приняла наконец решение и молча, с неожиданной величавостью, происходившей, видимо, от понимания серьезности момента, прошествовала к тропе, проложенной сквозь гущу кустарника.

Кабанята, уразумев, что мать удаляется, не отдав обычного приказа всем оставаться на месте, заметались, как цыплята в лукошке, и затем дружно хлынули вдогонку. Они обтекли ее плотным, трепещущим потоком, и семейство, безо всяких приключений проследовав кустарником, оказалось на открытой полянке. Здесь кабанята заволновались перед неизвестностью, заупирались, причем так сбились, что их почти невозможно стало стронуть с места.

И тогда веприца с невыразимой нежностью произнесла несколько звуков, не похожих на хрюканье и не горловых даже, а добытых откуда-то из глубины тела. Это уже был не приказ, скорее просьба: посмелей!.. И тотчас глазки-бусинки, не хотевшие видеть ничего, кроме ног матери, засверкали по сторонам — и на кочку, и на травинку, и на прошлогодний лист.

Так началась первая прогулка — наиважнейший жизненный урок. Увы, великолепная учительница не догадывалась, что одного ученика не хватает.

Он остался в логове — кабаненок, пострадавший от зубов лиса, от грубых сучьев бересклета, по правде сказать, немного закапризничавший и не захотевший подниматься, когда братья и сестры очумело засуетились.

Но лучше бы и ему встать. Они, обо всем забыв, затоптали его и оглушили острыми копытцами.

Он очнулся. И сразу же испуганно замер, с недоумением таращась на показавшееся незнакомым отверстие выхода. Но как раз за кустарником заметно обозначилось и пошевелилось большое бурое пятно. Нежнейшим голосом матери оно объявило, что все вокруг спокойно, что мир прекрасен.

Для кого как! Его-то покинули! Пораженный неожиданной несправедливостью, забыв о страхе и боли, кабаненок, торопливо семеня, выбежал из логова и устремился напрямую на голос. Это было ошибкой. Ему бы бежать по материнской тропинке, пусть вязкой, зато безопасной, а он влез в чащобу, в самые дебри. Вильнув туда и сюда, он вдруг почувствовал, что кем-то накрепко схвачен.

Это два растущих рядом деревца, пропустив рыльце, сжали бока — пустячный случай, но для такого малыша получилась серьезная неприятность, причем непонятная, ведь оглянуться кабаненок не мог. Опять, что ли, кто-то сцапал? Он закрыл глаза, открыл… И увидел: бурое пятно, только что успокоительно шевелившееся за кустами, исчезло!

Да, веприца затрусила к бору, и уже без прежней медлительности. Кабанята, в восторге от скорости, вприпрыжку, словно горсть гороху, покатились рядом.

Было самое время звонко воззвать о помощи, и, будь матушка рядом, страдалец так бы и поступил. Но ведь совсем другое — заявлять о своих несчастьях, если знаешь, что заступиться все равно некому. Кабаненок смолчал, замельтешил только оказавшимися почти на весу передними ногами и в результате застрял еще крепче.