Владимир Воробьев - Что приснилось медведю

Человечек подвел Павлика к умывальнику. Сам рядом на табуретку вскочил. Мигом Умывайка почистил Павлику зубы, умыл с мылом лицо, вымыл шею и уши. Да так ловко, что ни мыло в глаза не попало, ни вода в уши не налилась. Насухо вытер. Даже причесать успел. А лишь послышались бабушкины шаги, Умывайка за умывальником пропал. Будто и не было его.

Вошла бабушка. Увидала Павлика вымытым-умытым да причесанным, только ахнула:

— Ах! Молодец какой! Вот так Павлик у меня! Вот так внучек мой Пойдем — я тебя всем покажу.

Вечером перед сном Умывайка опять умыл Павлика. Одевайка-Раздевайка Павлика раздел, разул. Одежду как надо на стул повесил. Ботинки под кроватью рядышком поставил.

Так и повелось. Одевайка-Раздевайка Павлика одевал, раздевал. Умывайка — умывал. Но никто этого ни разу не видел.

А Павлик рос да рос. Как все дети. Только сам он не умел ни одеваться, ни обуваться, ни умываться.

Исполнилось Павлику целых семь лет. Подошло время в школу поступать. Радовался он. Еще бы! Каждому ведь хочется в школу ходить.

Купили Павлику ученическую фуражку, брюки и рубашку — тоже ученические. Купили и книжки с тетрадками, и ручку с перьями, и все-все, что настоящему ученику иметь полагается. И сказали:

— Завтра в школу пойдешь. В первый класс. Ложись спать пораньше.

Павлик и сам знал — в школу опаздывать нельзя.

Чуть только утро наступило, Павлик вскочил с кровати и фуражку ученическую надел. Потом Одевайку-Раздевайку позвал:

— Скорее надевай на меня остальное!

А Одевайка-Раздевайка увидел ученическую фуражку на голове у Павлика и говорит:

— Раз ты теперь ученик, окончилась моя служба. Сам одевайся. А я к другим побегу.

И убежал за коврик в стенку.

Делать нечего. Принялся Павлик сам одеваться. Да вот беда! Не умеет. Не научился. Чулки перекручиваются пяткой вперед. Обе ноги в одну штанину попасть норовят. Голова в рукав залезла. Хоть плачь.

И заплакал Павлик. Еще бы! Из окна видно, как ребята в школу бегут, а он разут-раздет. А еще умыться надо!

Оделся Павлик кое-как и побежал к умывальнику. Там его уже Умывайка ждал. Но лишь увидал он Павлика — руками замахал:

— Раз ты теперь ученик, кончилась моя служба. Сам умывайся. А я к другим побегу.

Спрыгнул Умывайка с табуретки и убежал.

Делать нечего — принялся Павлик сам умываться. Да вот беда! Не умеет. Не научился.

Мыльная пена в рот и в глаза лезет, щиплет. Вода за воротник и рукава льется. Зубная щетка как за одну щеку залезла, так и не вылезает. Ни туда, ни сюда. А гребешок за волосы дергает. Хоть плачь.

И Павлик заплакал. Еще бы! Все ребята уже, наверное, за парты садятся, а он еще не умыт, не причесан.

Павлик прибежал в школу после всех. Растрепанный, мокрый, весь в зубном порошке и ботинки не на ту ногу обуты. И все над ним смеялись в школе.

А куда Одевайка-Раздевайка с Умывайкой девались — неизвестно. Может быть, они и теперь кому-нибудь служат?

АВНО так повелось. Все, что ни есть живого — перед Дедом Морозом в ответе. Все его прихода ждут. А лишь он появится — тут и параду быть. Проходят, пролетают перед Дедом Морозом — как кому отроду положено. И те, кому зиму зимовать, и те, кому зимой спать, и те, кому улетать надо.

Дед Мороз всем строгую проверку делает. Кто к зимнему параду не готов — с того взыщет.

Лишь опадут листья в лесу и осыплются ягоды, начинается этот парад.

Вот пришел Дед Мороз, сел на пенек посреди большой поляны. Сдвинул мохнатые белые брови и велел начинать.

Пошли мимо него медведи. Вразвалку. Толкаются.

— Пошто строя не знаете? — рассердился Дед Мороз.

Старший медведь засопел, почесал брюхо и говорит:

— Смилуйся, батюшка! Сроду мы такие. Косолапые.

— Кажи шубы.

Вывернули медведи шубы. Добрые шубы у всех. Теплые.

— Марш по местам! — скомандовал Дед Мороз. — И чтобы духу вашего я в лесу не чуял.

Побежали медведи кто куда. В берлогах попрятались и носу не кажут.

Появились перед Дедом Морозом лисы. Все с танцами да с вывертами. Хвосты огненные на плечи заброшены.

— Кажи хвосты, лукавые.

Показали лисы хвосты пышные.

— И то! — молвил Дед Мороз. — Эти, небось, в лесу лишнего не наследят.

Тявкнули лисы почтительно и — в кусты.

Из чащи, громко топоча, выбежали олени. Вся поляна рогами ветвистыми, будто лесом, поросла.

— Кажи рога.

Показали олени рога.

— Славное оружие. А чем кормиться зимой, знаете?

Топнули олени копытами. Из-под копыт трава с корнями полетела.

— Молодцы! — сказал довольный Дед Мороз. — Из-под снега корм добудете. Ступайте, любезные.

Трусцой убежали олени.

Парад шел своим чередом.

Прошли мимо Деда Мороза колючие ежи. На иголках грибы нанизаны. Про запас. Похвалил их Дед Мороз за смекалку.

Прошмыгнули серые мыши с котомками. Дед Мороз им вслед пальцем погрозил. В котомках-то у них зерно. Уворованное.

Важно прошествовали бобры. Похвалил их Дед Мороз за новые шубы да великий ум, за мастерство тоже. И правда — лучше бобров никто домов делать не умеет.

Последними белочки проскакали. Их на поляну с деревьев посыпалось видимо-невидимо. У каждой хвостик пушистый огоньком пламенеет. Белочки Деда Мороза хороводом веселым потешили. Смешными прыжками, ужимками позабавили.

Улыбался Дед Мороз в бороду, довольнешенек. А похвалил, однако, не за баловство и танцы, а за хозяйственность. Насушили белки грибов, насобирали орехов — предостаточно. Да и шубами обзавестись успели отменными. Отпустил белочек Дед Мороз в лес с похвалой и ласковым словом.

Опустела, наконец, лесная поляна. Дед Мороз сидит, задумался: всех ли он проверил. Может, кто на парад не явился. Да вдруг как хлопнет себя по лбу.

— Ба! — вскричал он. — А лягушки, а ужи, жуки, мотыльки, червяки-гусеницы, комарье всякое — куда девались? Почему не на параде?

Ворона ему в ответ с дерева прокаркала:

— Кар-р, кар-р! Котор-рые зар-робели, котор-рые попр-рятались под кор-рой, под кор-рнями.

Покачал головой Дед Мороз. Улыбнулся в усы и промолвил:

— Хорошо ли попряталась мелкота? Поглядеть надо.

А тут и первый снежок с неба пошел. Несмелый, неслышный.

Только было собрался Дед Мороз уходить — шапку надел, варежки — вдруг еще вспомнил: «А зайцы? Где зайцы? Куда запропастились?»

А зайки давно перед ним толкутся, ушами прядут. На Деда Мороза глазами косят. Удивляются: «Почему он нас не замечает?»