Астрид Линдгрен - Три повести о Малыше и Карлсоне

Боссе утверждал, что слово «черт» можно произнести, раз оно есть в рассказе. Но фрекен Бок так не считала. Она с отвращением посмотрела на Малыша:

— Расселся тут, хохочет, сквернословит, в то время как мать, сестра и брат лежат больные и мучаются. Диву даешься, что за...

Малыш так и не узнал, чему она диву дается, потому что в этот миг раздалась песня «Плач малютки привидения» — всего лишь несколько резких трелей, которые зазвучали из-под кровати, но и этого было достаточно, чтобы фрекен Бок подскочила на месте.

— Боже праведный, что это такое?

— Не знаю, — сказал Малыш. Зато фрекен Бок знала!

— Это звуки потустороннего мира. Ясно, как божий день.

— А что это Значит «потустороннего мира»? — спросил Малыш.

— Мира привидений, — сказала фрекен Бок. — В этой комнате находимся только мы с тобой, но никто из нас не мог бы издать такие странные звуки. Это звуки не человеческие, это звуки привидений. Разве ты не слышал?.. Это вопли души, не нашедшей покоя.

Она поглядела на Малыша широко раскрытыми от ужаса глазами.

— Боже праведный, теперь я просто обязана написать в телевидение.

Фрекен Бок отшвырнула щетку и совок, села за письменный стол Малыша, взяла бумагу, ручку и принялась писать. Писала она долго и упорно.

— Послушай-ка, что я написала, — сказала она, закончив письмо. —

"Шведскому радио и телевидению. Моя сестра Фрида Бок выступала в вашем цикле передач о духах и привидениях. Не думаю, чтобы эта передача была хорошей, потому что Фриде чудится все, что ей хочется. Но, к счастью, все всегда можно исправить, и эту передачу тоже. Потому что теперь я сама живу в доме, битком набитом привидениями. Вот список моих встреч с духами:

1. Из нашего кухонного окна раздалось странное мычание, которое не могла издать корова, поскольку мы живем на четвертом этаже. Значит, этот звук был просто похож на мычание.

2. Таинственным образом исчезают из-под самого носа разные вещи, как-то: сдобные плюшки и маленькие, запертые на замок мальчики.

3. Дверь оказывается запертой снаружи, в то время как я нахожусь в комнате, — ума не приложу, как это происходит!

4. На кухонной стене таинственным образом появляются надписи.

5. Неожиданно раздаются какие-то душераздирающие звуки, от которых хочется плакать.

Приезжайте сюда не откладывая, может получиться такая передача, что все о ней будут говорить.

С глубоким уважением

И как это только вам могла прийти мысль пригласить Фриду выступать по телевидению?"

Фрекен Бок, исполненная рвения, тут же побежала отправить письмо. Малыш заглянул под кровать, чтобы выяснить, что же делает Карлсон. Он преспокойно лежал там, и глаза его сияли. Он выполз, веселый и довольный.

— Ого-го! — завопил он. — Дождемся вечера. Когда стемнеет, у домомучительницы и в самом деле появится материальчик для письма на телевидение.

Малыш снова начал смеяться и нежно посмотрел на Карлсона.

— Оказывается, быть изолированным очень весело, если изолирован вместе с тобой, — сказал Малыш.

Тут он вспомнил о Кристере и Гунилле. Собственно говоря, он должен был бы огорчиться, что некоторое время не сможет с ними играть, как обычно.

«Неважно, — подумал Малыш. — Играть с Карлсоном все равно веселей».

Но Карлсон тут заявил, что больше играть ему некогда. Он сказал, что ему надо срочно лететь домой приделать к моторчику глушитель.

— Нельзя, чтобы привидение из Вазастана прилетело, громыхая, как железная бочка. Понимаешь? Привидение должно появиться беззвучно и таинственно, как и положено привидению. Тогда у домомучительницы волосы встанут дыбом.

Потом Карлсон и Малыш договорились о тайной системе сигналов, которые будут передаваться с помощью звонков.

— Один звонок — это «Немедленно прилетай!», две звонка — «Ни в коем случае не прилетай!», а три звонка значит — «Какое счастье, что на свете есть такой красивый, умный, в меру упитанный и храбрый человечек, как ты, лучший в мире Карлсон!».

— А зачем мне для этого звонить? — удивился Малыш.

— А затем, что друзьям надо говорить приятные и ободряющие вещи примерно каждые пять минут, а ты сам понимаешь, что я не могу прилетать к тебе так часто.

Малыш задумчиво поглядел на Карлсона:

— Я ведь тоже твой друг, да? Но я не помню, чтобы ты говорил мне что-нибудь в этом роде.

Карлсон рассмеялся:

— Как ты можешь сравнивать? Да кто ты есть? Ты всего-навсего глупый мальчишка, и все...

Малыш молчал. Он знал, что Карлсон прав.

— Но ты все-таки любишь меня?

— Конечно, люблю, честное слово! — воскликнул Карлсон. — Сам не знаю, за что, хотя и ломал голову над этим, когда лежал после обеда и мучился бессонницей. — Он потрепал Малыша по щеке. — Конечно, я тебя люблю, и даже догадываюсь, почему. Потому, что ты так не похож на меня, бедный мальчуган!

Он вылетел в окно и на прощание помахал Малышу.

— А если ты опять начнешь трезвонить, как пожарная машина, — крикнул он, — то это будет означать, что либо и в самом деле пожар, либо: «Я тебя снова разбудил, дорогой Карлсон, лети скорее ко мне да прихвати с собой мешок побольше, чтобы положить в него мои игрушки... Я тебе их дарю!»

На этом Карлсон улетел.

А Бимбо лег на пол перед Малышом и принялся энергично стучать хвостом по ковру. Щенок так делал всегда, когда хотел показать, что он чему-то очень рад и просит уделить ему немного внимания. Малыш улегся на пол рядом с ним. Тогда Бимбо вскочил и даже затявкал от удовольствия. Потом он уткнулся в плечо Малыша и закрыл глаза.

— Ты радуешься, что меня изолировали, что я не хожу в школу, а сижу дома? — спросил Малыш. — Ты Бимбо, наверно, думаешь, что я самый лучший в мире...

День для Малыша тянулся бесконечно долго, он провел его совсем один и никак не мог дождаться вечера.

«Похоже на сочельник», — подумал он. Он играл с Бимбо, возился с марками и даже немного позанимался арифметикой, чтобы не отстать от ребят в классе. А когда Кристер должен был, по его расчетам, вернуться из школы, он позвонил ему по телефону и рассказал о скарлатине.

— Я не могу ходить в школу, потому что меня изолировали, понимаешь?

Это звучало очень заманчиво — так считал сам Малыш, и Кристер, видно, тоже так считал, потому что он даже не сразу нашелся, что ответить.

— Расскажи это Гунилле, — добавил Малыш.

— А тебе не скучно? — спросил Кристер, когда к нему вернулся дар речи.

— Ну что ты! У меня ведь есть... — начал Малыш но тут же осекся.

Он хотел было сказать: «Карлсон», но не сделал этого из-за папы. Правда, прошлой весной Кристер и Гунилла несколько раз видели Карлсона, но это было до того, как папа сказал, что о нем нельзя говорить ни с кем на свете.