Всеволод Привальский - Повесть о бедном солдате

От перил молча отделилась женская фигурка, прошла по набережной, пропала в темноте. Минут через десять она вернулась и так же молча вручила командиру крохотный бинокль в перламутровой оправе. Серников знал, что в таких случаях надо что-то сказать, вроде слегка уже забытого «премного благодарен», но эта формула, чувствовал он, в данном случае неуместна и, взяв бинокль, он просто кивнул головой.

Даже в эту игрушку видно было, как прекрасен и как могуч крейсер. Что-то делали там маленькие фигурки в черных бушлатах, и вдруг повернулись орудийные башни, поползли вверх и вбок орудия, пальцы их уставились на разведенные пролеты Николаевского моста. У моста тоже засуетились людишки, забегали, заметались и исчезли, словно сброшенные упругим лучом прожектора.

«Ага, не нравится!» — злорадно подумал Серников, догадываясь, что это бегут в панике юнкера. Оглянувшись, он разыскал Фиру, протянул ей бинокль, кратко прибавив: «На, глянь-ка!» — и невольно залюбовался тонкой с длинными пальцами рукой, прижавшей бинокль к глазам.

И без бинокля отлично было видно, как медленно, покорно стали наклоняться друг к другу мостовые пролеты и сходиться, словно две руки в крепком рукопожатии.

«Да, наша взяла», — подвел итог Серников и в порыве восторга принял решение: выбить юнкеров с того конца моста. Конечно, это было нарушение приказа, но когда комиссар предупреждал «в драку не ввязываться», не было еще «Авроры». Теперь обстановка изменилась, да вон и ребята поглядывают на командира с явным нетерпением, значит, и у них на уме то же. Ладно, надо действовать, но, конечно, с умом.

Разъяснив отряду задачу, Серников вызвал двух бойцов и вместе с ними отправился в разведку. Пройдя больше половины моста, не прячась, потому что от прожектора на мосту и так все светилось, Серников остановился, прислушался и, сложив ладони рупором, крикнул:

— Эй, господа юнкера! Сдавайтесь по-хорошему! Бросай оружие, выходи по одному!

Молчание… Темень на той стороне не отозвалась ни звуком.

— Эй, вы! Оглохли с перепугу?

Ответа не последовало.

— Да они давно разбежались! — обрадовался молодой боец и побежал было туда.

— Стой! — приказал Серников. — Назад! — И когда недоумевающий парень остановился, строго добавил: — Приказ был? Не давал я такого приказу. А ну там засада, сунешься — прихлопнут тебя мигом. Стоять на месте, я сам пойду. Ваша задача — охранять меня с тылу.

Примкнул штык, взял винтовку наперевес и шагнул за границу светового конуса. Тут, казалось, еще темнее. Шел он осторожно, тем шагом, каким, бывало, ходил в разведку. Кончился мост, он ступил на булыжную мостовую и огляделся. Никого! Значит, и в самом деле сбежали, испугались. Вон и костер загасили.

Позвав ребят, Серников половину отряда поставил теперь и на этом конце моста. В полк послал со связным краткое донесение: «Мост Александра II наш!» Связной вернулся с известием, что комиссар ушел в Смольный, а полк находится под ружьем и ждет указания выступать. Связного Серников тут же послал в Смольный с наказом обязательно разыскать Федосеева, добавив к предыдущему донесению еще и вопрос: не пора ли сменить отряд на карауле?

Тем временем осторожно, на цыпочках, подкралось утро. Прожектор «Авроры» погас. Неву, мосты, громаду крейсера, весь Питер накрыл туман. Чуть позже поднялся ветерок, разорвал туман в клочья, развеял, и глазам Серникова, глазам его красногвардейцев открылась новая неожиданная картина: вся Нева обставилась за ночь миноносцами, буксирами, тральщиками, грузовыми судами, даже парусниками. Казалось, весь Балтфлот вошел в город… Вся Английская набережная от Николаевского до Дворцового моста почернела от матросских бушлатов.

Сорок красногвардейцев и командир замерли в восхищении и через мгновение дружно грянули «Ура!»

Через час вернулся связной, доложил: комиссар сказал — два взвода полка направлены на охрану моста, отряду, дождавшись смены, идти на отдых; командиру явиться в Смольный.

Пока ждали смены, по улицам побежали мальчишки-газетчики, восторженно крича:

— Газета «Рабочий и Солдат!» Временное правительство низложено!.. Обращение к гражданам России!.. Покупайте газету «Рабочий и Солдат»!..

Газеты быстро расхватывали. Весь отряд красногвардейцев, собравшись на мосту, с волнением слушал, как Фира громко и торжественно читала:

«Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов — Военно-революционного комитета, стоящего во главе петроградского пролетариата и гарнизона.

Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства, это дело обеспечено.

Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!

Военно-революционный комитет при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов.

25-го октября 1917 г., 10 ч. утра».

И вот это «25 октября 1917 года», то есть сегодняшний день, и «10 часов утра», то есть сегодняшнее утро, больше всего потрясли, больше всего убедили Серникова. Вот и произошло все, чего он так страстно ждал, все, что обещали большевики и Ленин. И пока вокруг него громко ликовали сорок красногвардейцев его отряда — орали, обнимались, грохотали сапогами по дощатому настилу моста, — Серникову вдруг вспомнилось далекое июльское утро, кухня в квартире на улице Широкой и слова сестры Владимира Ильича: «У него своя война, война насмерть с буржуями и помещиками. За что его ловит Временное правительство? За то, что он требует войну немедленно прекратить, землю отнять у помещиков».

А ведь эти самые слова и напечатаны сегодня в газете! Не он ли их писал?.. И Серников улыбнулся. Вот ведь как все в точности по его и вышло. И еще обрадованно подумал: ловило его, ловило Временное правительство, а теперь он, Ленин, это самое правительство и сковырнул.

Одно только обстоятельство немного портило ему настроение: сам-то он, Серников, выходит, почти ничего и не делал. Ну, охранял мост, ну, обучил отряд красногвардейцев, а больше-то и ничего. Даже юнкеров с моста не пришлось прогонять — сами ушли. А ему-то представлялось, что все будет, как говорил Федосеев: пойдут они прогонять министров-капиталистов, те, конечно, не захотят уходить, и тогда Серников с Федосеевым и с другими солдатами пригрозят им штыками, и тут уж министры-капиталисты сразу побегут, как тараканы. Сейчас же придут на их место свои министры и, конечно же, товарищ Ленин, и первым делом объявит о мире и велит делить помещичью землю.

А выходит, все уже сделалось, и, видно, без штыков. Оно, конечно, так-то и лучше, а все же… Нет, не мог он сразу объяснить, чего ему не хватает, пока не почувствовал: действовать собственными руками, а может и винтовкой, а может и штыком, чтобы потом, когда начнет в собственной деревне землю по справедливости делить, имел бы он право прямо сказать: «Я за нее дрался!», и чтобы потом, когда начнет ее пахать, самому себе сказать: «Моя землица, моими руками отвоевана!»