Михаил Коршунов - Наша компания [сборник рассказов]

— Нет. Все углы в комнате заняты. Бабушка любит меня в угол ставить. А у вас углов свободных не осталось.

— Понадобилось, так я бы один освободила, — вмешалась Филимоновна.

— А когда передачи смотреть будем? — поинтересовалась Варя.

— Придут механики, установят антенну, и тогда будем смотреть.

Филимоновна ушла на кухню. Данька с пересохшим от нетерпения ртом сказал:

— Вот бы его оглядеть!

Мышкин убежал за Филимоновной, чтобы стать на кухне возле мясорубки и наслаждаться падающими каплями мясного сока.

Данька попробовал, как двигается матерчатая шторка перед экраном, крепко ли припаяна латунная марка «Ленинград», проверил, действуют ли кнопки, потом пролез под столом и начал исследовать телевизор сзади.

— А здесь неправильно, — вдруг заявил он.

— Что неправильно?

— Винты откручены. Раз... Два... Три... Шесть винтов, и все откручены. Их закрутить надо.

— Погоди, Данька, может, их и закручивать не требуется.

— Нет, требуется. Всякие винты должны быть закручены. Я знаю.

— Да не слушайте вы его! — сказала Варя. — Он у нас дома все гвозди до конца позаколачивал. А мама на них картины хотела повесить.

— А что? — донесся из-за телевизора натуженный голос Даньки. Он уже закручивал своей отверткой винты. — И правильно! Если гвоздь, то надо его до самой шляпы забивать.

— Сам ты шляпа!

— Вот я как вылезу, как возьму молоток и тебе по затылку ка-ак тресну!

— Это что там за разговоры о молотке, а? — крикнула из кухни строгая Филимоновна. — Это кто там кого треснет?..

Данька замолк и продолжал завинчивать винты.

— Все, — наконец заявил он и на четвереньках выбрался из-под телевизионного столика.

Когда Данька уходил домой, Мышкин, сияющий от счастья, поволок вслед за Данькой огромную кость — подарок Филимоновны.

На другой день пришли механики, установили на крыше антенну и подключили к ней телевизор. Данька при сем присутствовал. Он помогал механикам разматывать длинный кабель, просверливать в оконной раме отверстие, чтобы вывести кабель наружу к антенне, суетился, предлагал свои инструменты — утюг, пестик от медной ступки, отвертку. Механики сказали, что утюг, и пестик им не требуются, а отвертки у них имеются собственные.

Когда телевизор включили и экран засветился голубоватым светом, на нем вместо изображения замелькали какие-то кружочки, черточки, нити.

Механик выдвинул телевизор из угла и посмотрел на винты сзади.

— Что же вы, товарищ, — сказал он мне, — сбили настройку у телевизора! Позатягивали винты.

Краем глаза я взглянул ка Даньку и сказал:

— Я думал, если винты, то их всегда закручивать надо.

— Прежде чем крутить, необходимо знать, что крутишь и зачем, — ответил мне механик.

Данька сморщил губы, покраснел и глянул на меня. В его взгляде была благодарность за то, что я принял его промах на себя.

Следовало еще пристроить линзу, которая намного увеличивала изображение. Она была сделана из тонкого стекла. Внутри нее пустота, наверху пробка, а снизу краник. Заполняется линза дистиллированной водой или вазелиновым маслом и тогда начинает увеличивать. Одни мои знакомые залили ее даже спиртом.

И вот вечером я, Варя, Данька, Томик и Филимоновна, да и Мышкин, конечно, собрались возле телевизора. Мы долго делили места, кому где сидеть. Ведь это не на один вечер, а на много вечеров — на сто, на двести, а может, и на тысячу!

Впереди, у самого телевизора, на низенькой табуреточке устроилась Томик. Томик желала смотреть с самого близкого расстояния. Когда Томик совсем уже елозила носом по линзе, мы оттаскивали ее вместе с табуреткой, потому что она заслоняла нам изображение.

За Томиком на стульях сидели Данька и Варя. Следом за ними — Филимоновна. Я расположился сбоку, на диване: почти спальное место.

Так как телевизор не пах бараниной, у Мышкина интерес к нему постепенно понизился. И Мышкин выходил на лестницу и сплетничал там со своими кошачьими приятелями или скакал по квартире. Филимоновна сердилась и предлагала его выдрать. Варя успокаивала Филимоновну, говорила, что у Мышкина переходный возраст, что это вскоре пройдет. Но когда Мышкин слишком уж увлекался и мешал нам смотреть передачи, тогда Данька призывал на подмогу технику: он привязывал на шею Мышкину колокольчик. Мышкин замирал и сидел не дыша, боясь пошевелиться, чтобы колокольчик не зазвенел, что очень его пугало.

Показывали кинокартину про войну. Изображение было четким и ярким, совсем как в обыкновенном кино. Если затевалась сильная стрельба, Томик добровольно отъезжала на табуретке от экрана и пригибала голову: следует побеспокоиться и о личной безопасности. Данька съеживался, но оставался на месте.

Даньку тянуло к ручкам телевизора, попробовать, какая ручка для чего служит. Но после истории с винтами он пока сдерживался.

Вот с тех пор и возникла наша компания. Ровно в семь часов тридцать минут мы в полном составе занимали каждый положенное место и смотрели телевизионную передачу по возможности до конца. Если передача слишком затягивалась, то Данька, Варя и Томик уходили спать. Уходили, конечно, неохотно. Но тут уж вмешивалась Филимоновна, а ей никто не осмеливался возражать.

Однажды мы смотрели трансляцию спектакля из театра. Филимоновна выразила недовольство тем, что артисты плохо замаскированы (загримированы). Филимоновна вообще часто говорит на свой лад. Наклейки на бутылке — этикетки она называет «экикетки». Слово «энтузиазм» Филимоновна тоже переворачивает, говорит: «энтузизазм». Но все это оказалось сущими пустяками по сравнению со словом, которое мы услышали при одной передаче. Диктор называл фамилии артистов и вдруг сказал: церемониймейстер такой-то.

— Це-ри...

— Мо-ри...

— Ме-ри...

В этом слове захлебнулась не только Филимоновна, но Варя, и Данька, и Томик. Но сообща мы все-таки вынырнули на поверхность и потом уже относительно легко переплыли через такие преграды, как слова «танцмейстер» и «капельмейстер».

Постепенно между нами произошло распределение обязанностей. Варя тушила и зажигала в перерыве между передачами свет. Филимоновна следила по часам, на сколько продлится перерыв. Томик открывала и закрывала шторку перед экраном. Ну, а Данька все же выслужился до того, что мы ему разрешили включать и выключать телевизор. Я один остался без всяких обязанностей — вольным зрителем.

Очень мы все сдружились и сделались весьма грамотными в сельском хозяйстве, в искусстве, в спорте. Мы теперь знали, что, кроме обыкновенных комбайнов, есть еще комбайны для уборки кукурузы, капусты, хлопка. Познакомились мы и с названиями новых сортов картофеля — «октябренок» и «промышленный». Постигли игру в канадскую шайбу, в настольный теннис, пересмотрели все современные театральные постановки и кинокартины. Запомнили мы десятки новых слов и понятий.