Константин Кислов - На узкой тропе [Повесть]

«Что-то случилось, — думал Душанба, давая задания своим помощникам. — Эти ребята всегда были первыми и вдруг не пришли…» Перед обедом Душанба подозвал к себе маленького застенчивого Кулдаша и сказал ему:

— Зайди, пожалуйста, дружок, к Иргашу Курбанову и узнай, не заболел ли он. А если его не будет дома, сходи к Феде Звонкову. Только обязательно найди их!

Малыш кивнул головой и помчался, сверкая пятками.

«Может, выманил их куда Саидка? — думалось Душанбе. — Они, конечно, и не представляют, куда может увлечь их…»

Кулдаш вернулся очень скоро и сказал, что дома у Иргаша и Феди не знают, куда девались ребята.

— Они к дедушке Тургунбаю убежали, — убежденно сказал Кулдаш. — Правда, учитель. У дедушки хорошо сейчас — дыни поспели!

— Пожалуй, верно, — успокаивал себя Душанба. — Чего я так тревожусь? Вот-вот они прибегут с огромной дыней.

Весь день прождал Душанба. Ребята не пришли. Он подошел к арыку, постоял на том месте, откуда заметил Саидку. Ни шороха, ни звука. Не мог же Саидка весь день проторчать в кустах, не за этим он сюда приходил! Срезав толстую тутовую палку и перейдя по жердочкам на противоположный берег, он решительно зашагал к дороге.

На бахчу Душанба пришел поздно. Пес, почуяв чужого, хрипло тявкнул, поднял к небу покрытую старыми рубцами морду. Тургунбай-ата притопнул на него, приказал замолчать.

— Салам алейкум, Тургунбай-ата! — как изваяние встал у костра Душанба и приложил к груди руку.

— Ваалейкум салам, добрый человек, — ответил старик, приветливо глядя на гостя.

А Душанба тем временем успел незаметно заглянуть под навес и в ветхий шалаш — нигде никого.

— А гостей разве у вас не было? — спросил он, все еще беспокойно оглядываясь по сторонам.

— Кто вы, почтеннейший, скажите, пожалуйста? Я что-то не могу вас припомнить, — проговорил Тургунбай-ата, потирая пальцами сморщенный лоб.

— О-о, я ваш старый знакомый!

— Не помню… Не помню… Память стала плохая.

— Д-да-а. Я тот человек, которого вы и мальчишки нашли в тугаях и привели в кишлак. Вспомнили? — печально усмехнулся Душанба и наклонил голову.

— Так, так, — не мог скрыть старик своего удивления. — Так, да разве можно признать вас? Вон какой, оказывается, вы человек. Хороший человек, исправный, — продолжал дедушка Тургунбай, разглядывая со всех сторон Душанбу. — А о каких же гостях вы спрашиваете, уважаемый?

— Не было ли у вас сегодня внучонка?

— Иргаша не было, дорогой мой. С тех пор я всего один раз его видел. Добрые люди говорят, что эти озорники как познакомились с вами, родителей своих совсем позабыли.

— Это не так, Тургунбай-ата, — возразил Душанба. — Не я тому виной. Работы в саду много. Не хотят подводить учителя. А я хоть и старше их по возрасту, но только помощник им.

Тургунбай-ата не на шутку встревожился. Ему показалось, что Душанба что-то не договаривает.

— А разве Иргаш должен был прийти ко мне? — спросил он.

— Не знаю. Я посылал к нему Кулдаша. Он вернулся и уверил меня, что Иргаш и Федя ушли к вам.

— Постойте, постойте, дорогой гость. Постойте… — Тургунбай-ата скрылся в своем жилище. И сейчас же раздалось его возмущенное восклицание: — Так я и знал! Ружье взяли, безобразники! Ох-хо, вот напасть на мою голову…

Душанба понял, что опасения его не были напрасными. Саидка принес в кишлак какую-то тревожную весть. И если сейчас же не распутать эту нить — потом может быть поздно.

А над степью тем временем густела ночь.

— Придется идти, Тургунбай-ата, — сказал он. — Думаю, что утром доберемся до места.

— О чем вы говорите? О каком месте? Я что-то не могу понять, — развел руки старик.

— Не берусь предугадывать — боюсь, как бы наши ребята не попали «к волосатым шайтанам». — Помолчав немного, он пробормотал: — Н-да, веселое дело — путешествие ночью, а идти надо.

— Ох-хо, идти, конечно, надо, — растерянно проговорил потрясенный старик. — Обязательно надо идти… А как я оставлю бахчу? Слышишь, старый? — подошел он к лежащей на земле собаке. — Ухожу, бахчу и все хозяйство на тебя оставляю. Запомни: за то, что прокараулил винтовку, я с тобой буду говорить особо. Ты у меня ответишь по всей строгости.

Пес лежал, глядя на хозяина виноватыми глазами, кончик хвоста его чуть шевелился. Он не любил, когда хозяин сердился. Но что сделаешь? Служба есть служба…

Мальчишки все ближе подбирались к убежищу «волосатых шайтанов». Здесь была ночь еще более жуткая, чем там, в начале дороги. Над болотом плавал белый туман, в камышах что-то без умолку булькало, плескалось, тяжко вздыхало. Бесшумно скользили ночные птицы, чуть не задевая ребят крыльями по лицу. И только Саидка не обращал на это никакого внимания: он прислушивался и приглядывался к другому.

— Тише! — вдруг скомандовал он и припал к земле. — Ждите здесь. Сперва я один схожу. Узнаю все.

Нырнув в темноту, он слился с нею, оставив после себя лишь слабый шорох камыша. Иргаш, сжав обеими руками ружье, затаил дыхание. А Федя лежал между большими кочками, как на спине верблюда, напряженно вглядывался в темноту, но ничего не мог увидеть за сплошной стеной кустов.

— Слышь, Капитан, — шепнул Федя. — Скаж-ж-и Са-ид-ке, что никуда больше не пойдем. Понял, да?

— Сиди и слушай хорошенько.

— Ни-че-го не слы-шу.

— Не мешай мне…

Федя замолчал. «Где же Ромка? Может, они уже расправились с ним? Эх, Ромка!..»

Послышался слабый треск камыша — это возвратился Саидка. Он сел возле Иргаша и, вздохнув, сказал:

— Нельзя туда. Большой джар делают: пляшут, ухают.

— А Ромка где? Что он делает?

— Не знаю. Не пройдешь к нему. Они возле землянки костер жгут. Прыгают. Сейчас они очень злые, нельзя им мешать.

— А мы что будем делать? — спросил Федя.

— Здесь сидеть. Ждать будем.

— А потом?

— Утром они уйдут. Один человек останется, — разъяснил Саидка, не переставая прислушиваться к шуму, доносившемуся из камышей. — Кто останется — не знаю. Может, Гузархан-хальфа, может, отец мой.

— Твой отец? — удивился Иргаш. — Он здесь?

— Конечно, он всегда здесь, — печально подтвердил Саидка. — Где Мадарип-ишан, там отец всегда бывает.

Саидке больно от такого признания. Больно, потому что это самое большое горе в их доме. Он не знает, как от него избавиться. А кто знает?.. Что будет завтра? Может опять Саидку сломит дикая воля отца и он по-прежнему будет собирать ему жестянки и сушить тыквочки? А пока отец и Мадарип-ишан далеко от Саидки, ему легко дышится, он просто счастлив, что хоть на время видит другую жизнь.

— Стрельнем разок, — с неожиданной решительностью предложил Иргаш, чуть слышно лязгнув затвором. — А?

— А потом с трех сторон нападем на них, — поддаваясь соблазну, поддержал Федя.

— Нельзя! — замахал руками Саидка. Гузархан-хальфа нас вместе с ружьем в камыши забросит.