Эдгар Дубровский - Задание [Повесть]

Эта повесть написана на основании книг, документов и газетных сообщений, рассказывающих об участии ребят Ленинградской области в борьбе с фашистскими захватчиками в 1941–1943 годах.

Многие юные герои хорошо известны, они награждены орденами и медалями, многие из них здравствуют и поныне. Например, Евгений Кухаренко, бывший отважный партизанский связной. Это он, уничтожив гранатой засаду врагов, со второй гранатой в руке добрался до партизанского штаба, переплыв несколько речек. Другие — как Леша Суханов и Паша Губарев — погибли.

А сколько юных героев остались неизвестными! В первую очередь это бойцы «невидимого фронта», те мальчики и девочки, которые помогали нашим разведчикам. А у разведчиков такая работа, что о них не говорят при жизни и далеко не все можно сказать после смерти. Да и документальные материалы о них неполны и отрывочны.

В этой книге мы рассказали историю двух таких разведчиков, погибших, но выполнивших задание Родины. Мы попытались представить не только что они делали, но и что думали, что чувствовали, как они жили день за днем. Мы считали бы свою задачу выполненной, если, прочитав эту книжку, новые отряды красных следопытов вышли бы в поход за материалами о неизвестных юных героях своих областей.

С-123

Гл. квартира фюрера

7. Х.41 г.

Верховное главнокомандование вооруженных сил

№ 44.

1675/41 секр.

Канц. нач. штаба

(отд. Л/I опер.)

ВЕРХОВНОМУ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМУ АРМИИ

(опер. отдел)

Фюрер снова решил, что капитуляция Ленинграда, а позже Москвы не должна быть принята даже в том случае, если она была бы предложена противником…

О том, что Ленинград заминирован и будет защищаться до последнего человека, сообщило салю русское радио.

Небольшие неохраняемые проходы, делающие возможным выход населения поодиночке для эвакуации во внутренние районы России, следует только приветствовать. И для всех других городов должно действовать правило, что перед их занятием они должны быть превращены в развалины артиллерийским огнем и воздушными налетами, а население обращено в бегство.

Недопустимо рисковать жизнью немецкого солдата для спасения русских городов от огня, точно так же нельзя кормить их население за счет германской родины.

Хаос в России станет тем больше, а наше управление и использование оккупированных территорий тем легче, чем больше население Советской России будет бежать во внутренние области России.

Эта воля фюрера должна быть доведена до сведения всех командиров.

По поручению начальника штаба

верховного командования

вооруженными силами — Иодль.

Этот документ был подписан в октябре 1941 года, то есть уже после того, как германские армии группы «Север» пытались взять Ленинград штурмом, но были остановлены частями Северо-Западного фронта, прижавшимися спиной к самым окраинам города.

Они были остановлены, и в двадцатых числах сентября 1941 года наша разведка обнаружила, что противник начал строить землянки и бункера, готовясь к зиме и долгой осаде.

Город был отрезан от страны, от баз снабжения продуктами, топливом и боеприпасами.

Фашисты отказались от штурма, полагая, что город, который ежедневно подвергается обстрелу из гигантских орудий, бомбежкам, спалившим еще в первые дни осады крупные продовольственные склады, да еще под ударами лютой зимы 1941 года, — что этот город обречен. Голод выкосит большую часть жителей, остальное довершит страх, моральное падение…

Кончалась зима. Город жил. Его заваленные снегом улицы были покрыты трупами, люди двигались медленно, как во сне, но работали заводы, а по радио звучали голоса поэтов и певцов, выходили литературные журналы, давал спектакли Театр музыкальной комедии.

Прошло лето, началась осень — целый год блокады! Город жил.

И тогда фашистское командование начало стягивать к Ленинграду свежие силы. Из Крыма была переброшена 11-я армия генерал-фельдмаршала Манштейна. Готовился штурм Ленинграда.

Но в конце августа наши войска Ленинградского и Волховского фронтов начали неожиданное наступление сразу на нескольких направлениях. В ходе яростных боев в течение сентября 1942 года 11-я армия Манштейна была перемолота, и ни о каком штурме Ленинграда не могло уже идти и речи.

Снова наступило затишье.

Лешка жалел, что будет учиться в пятом классе, а не в четвертом. У малышей уже занятия начались, а в старших классах — только с пятнадцатого октября. В школе же кормят три раза в день.

А Лешке до пятнадцатого октября ждать и ждать.

Если бы он не пошел сразу во второй класс, сейчас бы как раз ходил в четвертый. Мама с папой тогда гордились, что он еще до школы научился читать и считал запросто до тысячи. Конечно, никто не знал, что так получится…

Теперь читать нечего, все книги сожгли зимой. Но дел хватает.

Лешка сидел у окна и менял у рогатки резинку. Обе полоски, надорвались у рогатульки, где были перевязаны нитками, и могли порваться в самый нужный момент. Поэтому он ставил новые полоски из отличной резины — у него еще оставался запас от маминого противогаза.

Лешка работал неторопливо и осторожно — рогатка должна быть надежна. Целый год он мечтал встретить в городе синицу. Воробьев не было, на ворону рассчитывать не приходилось, а вот синицы, говорят, залетают. Только трудно попасть в нее…

Начался обстрел, грохнуло где-то кварталов за пять. Лешка посмотрел на ходики: минута в минуту начался. Каждый день в одно и то же время фашисты начинали стрельбу по городу из тяжелых орудий.

Ходики Лешке подарил папа давно, до войны и до школы. Они были не собраны: детали, колесики, гирька и длинная цепочка — все это лежало в картонной коробке. Вместе с папой они собрали все по инструкции. Потом папа вбил гвоздь в стену — он был высокий и мог вбить, не вставая на табуретку, со стрекотом подтянул гирьку, толкнул маятник, и ходики застучали.

— Ну вот, твое время пошло, — сказал папа, — вырастешь, получишь паспорт — будут тебе наручные часы. А пока — эти.

Первое время Лешка все бегал к ходикам, когда по радио говорили, который час. Как-то не верилось, что из таких несерьезных штучек собрались часы и показывают настоящее время. Но ходики шли удивительно точно.

Подряд разорвались еще два 220-миллиметровых снаряда: один недалеко, а другой подальше, наверно на Охте.