Наталья Соломко - Белая лошадь – горе не мое [первая редакция]

— Хотите, я подыщу вам что-нибудь подобное в окрестностях города? деловито предложил Саня.

— А! — Аристотель безнадежно махнул рукой. — Что ни говори, а в мире был только один великий педагог… Царь Ирод его звали! — он хотел еще что-то сказать, может быть, даже проклясть педагогику хотел он, но не успел, потому что в учительскую — как всегда, вихрем и, как всегда, зареванная — вбежала Бедная Лиза…

— Матвей Иванович! Санечка! Ой, мамочки! Там!.. — и она заревела в голос.

— Прекрати реветь и быстро говори! — приказал Аристотель.

— Я… — быстро сказала Бедная Лиза, но тут снова начались всхлипывания, шмыгание носом, из-за которых понимание того, что произошло, чрезвычайно затруднилось. — А он… Не захотел переписывать!..

— Кто?

— Ва-а-ахрушев! Кто больше… А я… посадила его под арест, а он…

— Под какой такой арест?! — гневно загрохотал поборник спартанской педагогики. — Вам здесь что, а?! Кадетский корпус?!

— Я… — с новой силой залилась Бедная Лиза слезами. — Я хотела, как Макаренко!.. Чтоб потом по душам, а он… Он всегда все назло!.. Макаренко сажал… А он из окна…

— Какой этаж? — остолбенело спросил Аристотель.

— Второ-ой… И висит…

— Почему — висит?

— Зацепился-а-а…

— Ах ты! — топнул Аристотель, и они побежали на второй этаж, туда, где висел второгодник Хрюшкин…

— Ой, мамочки! — на бегу причитала Бедная Лиза. — Ой, мамочки!..

За спиной у нее зловеще пыхтел Аристотель.

В пятом «Д» окна были настежь. Под одним из них, зацепившись курточкой за стальную скобу, висел, слегка качаясь на ветру, упрямый второгодник с равнодушным, весь мир презирающим лицом, а внизу стояли его одноклассники и от души веселились.

— Как тебе там, Хрюк? Далеко видно?

— Созрел, падай!

Вахрушев будто не слышал, он вообще не обращал ни на кого внимания. Висел и смотрел вдаль.

Аристотель решительно влез на подоконник.

— Позвольте мне, — сказал Саня, запрыгивая. — Вдвоем будет тесно. И, высунувшись из окна, хмуро посоветовал веселящимся пятиклассникам: Шли бы вы домой…

Пятиклассники не послушались, стояли и наблюдали, что будет дальше. Возглас Аристотеля: «Держись, друг!» — был воспринят ими с недоумением: они полагали, что сейчас ужасному Хрюшкину попадет. И притом — сильно. Еще больше удивились они, услышав жалобный, просящий голос Бедной Лизы:

— Митенька, только, пожалуйста, не падай!..

Кроме того, они впервые слышали имя второгодника.

Александр Арсеньевич свесился вниз, но до Вахрушева не дотянулся. Он сказал:

— Матвей Иванович, будьте так добры, слезьте с подоконника и подержите меня за ноги…

Пятиклассники стояли раскрыв рты, было захватывающе интересно.

Учитель географии завис вниз головой над раскачивающимся Вахрушевым и скомандовал:

— Руку давай!

— Не дам! — буркнул отвратительный Хрюшкин.

Внизу возмущенно зашумели:

— Совсем с ума сошел этот Хрюк, сейчас из-за него и Александр Арсеньевич грохнется…

— Так и будешь висеть? — растерянно поинтересовался Александр Арсеньевич.

Вахрушев молчал.

— Мить…

— Отвяжитесь вы все от меня! — закричал Вахрушев с отчаянием. Отстаньте!..

— Ясно… — сказал Саня. — Будем, значит, висеть вместе…

Вахрушев взглянул на него исподлобья, отозвался с сердитым недоумением:

— Я вас не звал…

— Мало ли кто меня не звал, — строго ответил Саня. — Это ведь я виноват, верно? Тем более, что мы с тобой единомышленники, мне сочинение твое нравится…

Вахрушев скривился.

— Санька, вы скоро? — натужно спросил Аристотель. — Держать-то тебя сколько еще?..

— У него руки устанут, он вас не вытащит… — не глядя на Саню, пробурчал Вахрушев. — А я туда все равно не пойду…

— Почему?

— Не пойду, и все!

— Сан Сенич, у вас лицо сильно красное стало… — предупредили пятиклассники.

Саня и сам чувствовал, что в голове у него шумит, и видел он все будто сквозь розовый туман.

— Митенька, ну прости меня! — закричала из окна Бедная Лиза. — Я больше так не буду!

— Будете… — не поверил Вахрушев.

— Ну вот честное слово, не буду!

Толпа внизу оцепенела: такое она слышала впервые.

— У меня ремень есть, — сказал Сане Вахрушев. — Я его вам дам, вы подержите… А я по нему…

— Расшибешься.

— Да там невысоко будет.

— А если сорвешься?

— Что я — дурак? — резонно ответил Вахрушев. — Вы только с крюка этого меня снимите…

Он благополучно съехал вниз и разжал пальцы. До земли было метра полтора, но на ногах Вахрушев не удержался, упал ничком и остался лежать…

Саня вцепился в крюк, на котором мгновение назад висел упрямый второгодник, рванулся (Аристотель охнул, разжал руки) и прыгнул вниз.

— Митька! — позвал он, поднимаясь. — Ты живой?..

Пятиклассники стояли вокруг, молчали и смотрели круглыми испуганными глазами.

— Вроде бы… — просипел Вахрушев.

— Больно? Где, скажи…

— Не больно… — сказал упрямый Вахрушев и перевернулся на спину. Лежал и смотрел на Саню растерянно. — А это вы… из-за меня прыгнули?

А на втором этаже, в классе, сидела за партой Бедная Лиза и хлюпала носом. Аристотель, злой, не отошедший от испуга, попытался втиснуться рядом, но не влез.

— Учителя! — уничтожающе произнес он. — Нервотрепы вы, а не учителя! Вас бы к врагам забросить под видом простых граждан… Вы бы там живо до основания разрушили психику противника…

— Макаренко ведь… — огрызнулась Бедная Лиза, — …сажал под арест…

Аристотель махнул рукой и пошел к двери.

— Да, — произнес он, оттаскивая от двери огромный школьный фикус, гордость юннатов-младшеклассников. — Но он не подпирал при этом дверь школьным фикусом! Вы, Елизавета Георгиевна, не обратили внимания?.. Насколько мне известно, — непримиримо пророкотал он, — Макаренко Антон Семенович в таких случаях дверь вообще не запирал…

Вечером в гости пришел Кукарека, и Саня вдруг заметил, как он похож на сестру, а заметив, затосковал… Кукарека тоже был невесел, глядел на Саню искоса.

— А чего Лешка не пришел? — спросил Боря.

— Да ну его! — отвечал Кукарека, надувшись. — Психованный он какой-то! Я за ним зашел, а он выскочил в подъезд, стоит, злой такой, говорит: «Никуда я не пойду, чего приперся, отстань!» А я и не приставал, больно надо!

— У него начался переходный возраст, — авторитетно разъяснил Боря и уткнулся в учебник.

Саня и Кукарека стали играть в шахматы. Проиграв несколько раз, Кукарека собрался с духом и спросил:

— А вы что, с Юлинской поссорились?..

— Ни с кем я не ссорился! — решительно и угрюмо отвечал учитель географии. — Не говори глупости!

— А чего она ревет тогда?

Боря, будучи юношей воспитанным, как бы между прочим поднялся и ушел в большую комнату смотреть телевизор.