Сулейман Велиев - Букет роз

— Вот тебе на́! — изумился Мустафа. — Какая бессовестная женщина! Вот они, барыни-то!

Будучи уже не в состоянии исполнять шутовскую роль «хана-повелителя», Усатый ага тронул вожжами лошадей, и фаэтон вырвался из толпы. Вслед помчались голоногие ребятишки с криком:

— Хан уезжает!

— Беду с собой увозит!

— Тяжелой поступью уходит!

Праздничное настроение Усатого аги было безнадежно испорчено. Хмуро, нехотя он кричит на примостившихся на запятках фаэтона детишек и погоняет лошадей. Ему захотелось поскорее домой. А впереди поселок еще одного промысла. Там его тоже ждет праздничная толпа. Прямо у дороги — хозяин промысла.

Но веселья не получилось. Остановив лошадей и поздравив собравшихся с праздником, «хан-повелитель», принужденно улыбаясь, «оштрафовал» хозяина промысла на десять рублей и тотчас взмахнул кнутом. Лошади с места рванули вскачь и неслись вихрем до мечети. Тут была такая густая толпа, что поневоле пришлось остановиться. Зурначи грянули плясовую. Усатый ага, наклонившись к Мустафе, шепнул ему что-то на ухо, потом подозвал одного из толпы, видно знакомого, и ему шепнул что-то. Тот наклонился над задним сиденьем фаэтона и из-под ног музыкантов извлек большую корзину. Те сделали вид, что не заметили этого, и продолжали играть с особым усердием. Человек с корзиной исчез. Проследив за ним взглядом, Усатый ага громким голосом обратился к толпе:

— Друзья! Ветер уже подул. Игру свою мы закончили. До свидания!

И спрыгнул с фаэтона. Мустафа — за ним.

Зурначи перестали играть. Один из них подобрал вожжи, и фаэтон укатил куда-то. Остальные вместе с Усатым агой и Мустафой отошли в сторону, будто бы собираясь делить собранные деньги. Постояли с минуту и пошли по дороге, ведущей к замку. Дети, надрываясь, кричали:

— Хан уехал!

— Великий хан уехал!

— Беду с собой увез!

Быглы́-ага, или, как давно уже все его звали, Усатый ага, родился в деревне Кендама́г, Карадагской области Южного Азербайджана. Там прошли его юношеские годы. Бойчее и смелее его в деревне парня не было. По верховой езде и по стрельбе он считался первым.

После смерти родителей Быглы-ага задумал жениться на дочери деревенского пастуха Гызбе́ст. Но исполнить это ему было нелегко. Впервые он узнал, что для бедной девушки быть красавицей — большое несчастье. Сваты не давали покоя пастуху. За черноглазой, шустрой Гызбест охотились самые богатые женихи деревни. А пастух смотрел на дочь как на ценный и выгодный товар, который должен обогатить его. Сватов бедняка Быглы-ага пастух попросту выставил за дверь.

Шли дни. И вот однажды Быглы-ага услышал, что пастух выдает свою дочь за сына лавочника. Такого известия он давно ждал, и все-таки оно потрясло его. Как говорят, от сердца Быглы-аги к сердцу Гызбест лежала прямая дорога. Девушка поклялась выйти замуж только за Быглы-агу, а ее отец и слышать не хотел об этом. Тогда Быглы-ага тайно увел девушку из деревни в Гарада́г, а оттуда они переехали в Баку. След их для пастуха затерялся, и все обошлось благополучно. Быглы-ага стал работать на Раманинском промысле. Жизнь вроде налаживалась. Но среди незнакомых людей он чувствовал себя одиноким и тосковал.

— Почему ты не в духе? — спросил его однажды рабочий Гамид.

— Одинокий я тут… Ни родственников, ни друзей. Чему же радоваться? Только дома и отвожу душу с женой.

Гамид успокаивал его как мог:

— Иметь родных и друзей хорошо, да не всегда. Бывают такие родственники, что лучше бы их и не было. Они — друзья твоего кармана, а в трудное время не только тебе не помогут, а даже обрадуются твоей беде. У меня в городе есть двоюродный брат. Лавочник. Ни богу свечка, ни черту кочерга. Когда я, изредка, бываю у него дома, то сижу как на иголках. Хвастается, говорит о райском блаженстве, показывает ценные вещи, чванится. В последний раз граммофон показывал, заводил только что купленные пластинки, угощал чаем, но… даже не покормил. Даже не спросил, не голоден ли я. Вот тебе и богатый родственник…

— Правду, видно, говорят, что сытый голодного не разумеет, — подтвердил Быглы-ага. — Голодному бы кусок хлеба, а сытый ему музыку и чай предлагает…

— Вот-вот! А попадешь в хижину бедняка — все, что есть, на стол подадут и голодным из дома не выпустят. К чему, думаешь, я тебе все это толкую? Не в родственниках счастье. Надо искать дружбу у таких же, как сам, тружеников. Дружба! Что есть в мире лучше подлинной товарищеской дружбы!

Гамид умолк и задумался.

Быглы-ага сказал:

— Среди богатых из ста можно встретить одного хорошего человека.

Гамид отрицательно покачал головой.

— Одного из тысячи. Э, все они одного поля ягоды! Разве бывают хорошие воры? Только в сказках. А богатые — те же воры. Если они не будут обворовывать нашего брата — рабочих, то откуда у них возьмутся богатства? Иногда встречаются и такие богачи, которые приглашают рабочего человека в гости, даже подарки ему преподносят. Но только это хитрость. В таком разе гляди да гляди! Либо обмануть тебя хотят, либо подкупить. Поэтому, как говорится, будь проклята и черная и белая змея! Овце с волком не дружить. А волки везде одинаковы, что на твоей родине, что тут. Для уничтожения капитализма нужна дружба не пятерых-шестерых, а крепкое единство всего рабочего класса. Вот так-то, брат! Не сторонись коллектива и не считай себя одиноким. Народ у нас на промысле хороший, боевой. Чувствуй себя как дома и со всеми рабочими обращайся как с друзьями.

Прошло немного времени, и Быглы-ага действительно почувствовал себя своим человеком на промысле…

Вначале Быглы-ага работал подручным у старого печника, а после его смерти заменил его. Так как нужда в печнике на промысле случалась не часто, Быглы-агу по совместительству назначили тартальщиком. Платили мало, но он прирабатывал: после трудового дня кое-кому чинил печи, клал новые. Времени не оставалось даже на сон. Поздними вечерами домой возвращался как пьяный. Но что же делать? Богатые везде мучают бедных. Вот он работает днем и ночью. Не щадит здоровья и все-таки живет в нужде. Пятеро детей — не шутка! Чего-чего, а детей у бедняков всегда много. Старшему, Салма́ну, десять лет, младшему — меньше года.

Жил Быглы-ага на окраине рабочего поселка, в «собственном доме». Так в шутку именовал он купленную за гроши жалкую лачугу. С женой они потратили много сил, чтобы приспособить эту конуру под человеческое жилье. Однако ж приспособили. Получилось даже две комнатки. Товарищи по работе завидовали: особняк! Они не знали, что прежде в этом помещении была конюшня…

Перед домиком Быглы-ага разбил крошечный садик. Тутовое дерево было сверстником его сына Салмана и уже давало хороший урожай.

Самая лучшая пора для этого дерева наступала в июне. Чуть заденешь ветку — и белый тут сыплется как град. Чтобы он не падал на землю, под дерево стелили простыню. На ней Быглы-ага и отдыхал. Ему доставляло особое удовольствие есть тут прямо с дерева. Не вставая с места, протянет руку к низко склонившейся ветке, сорвет и съест… Это дерево, посаженное руками Быглы-аги, напоминало ему сад в родном Карадаге и настраивало его на мечтательный лад. Под ним Быглы-ага беседовал с товарищами за чашкой чая или в обнимку сидел с женой и детьми, если случалось свободное время.