Евгения Басова - Изо [litres]

– Езжай-езжай! – отвечала колдунья. Люди, толпившиеся на остановке, друг за дружкой втягивались в троллейбус, и баба Валя подталкивала Свету в конец очереди. – Не из-за шаролунника ты приходила, а чтобы на меня саму поглядеть. И Катька тебе жить не дает, так и мне она не дает жить, как гляну в аквариум, так ведь и охну! Вода не врет, в воду надежнее глядеть, нежели в камень…

– А можно с вами поглядеть в воду? – безнадежно спросила Света.

Она бы пропустила троллейбус. Он что, последний? Ей очень хотелось увидеть аквариум, в котором вместо рыб плавают тени или водные призраки, похожие на разных людей, и есть ее призрак. Какой он?

– А вот нельзя поглядеть! – как будто радостно ответила ей баба Валя. – Чего захотела – чтоб показали тебе, что будет! Делай сама, что будет с тобой, а после сама смотри! А здесь чтобы ноги твоей не было! Встретят тебя тут наши ребята раньше меня – и уже ничего у тебя и не будет.

Света стояла на задней площадке, в толпе, у окна. Высокий крашеный забор Кировского базара вот-вот останется за поворотом, исчезнет для нее. Следующая остановка будет возле моста, потом на стройке, а дальше уже пойдут городские дома, привычные.

Она думала, что баба Валя сказала «наши ребята» так, будто она любит поселковых мальчишек, тех, кто был у реки, а ее, Свету, не любит. Все здесь было чужим для Светы. Не надо больше сюда приезжать, никогда. У Кати будет новая мать, и это будет колдунья с рынка, совсем не похожая на колдунью. Она купит для Кати такую же нелепую юбку и жакет – вон сколько старых вещей приносят сюда по воскресеньям, – и Катя постепенно тоже станет колдуньей, ей будут разрешать сколько хочешь глядеть и в полупрозрачный камень, и в воду.

В толпе Свету два раза больно толкнули, и когда она повернула голову, рядом стоял мальчик, которого она не сразу узнала. Таких трудно запомнить, особенно если видишь его рядом с чернявым красавцем Пашкой или с высоким и белокурым Димой, которого все зовут Ангелом. Это был неприметный, тот, что держал ее сзади и бил под коленки. И теперь он сказал ей:

– Ну что, выходим на следующей?

Может быть, он тоже вошел в троллейбус возле базара. А может, уже был в нем, когда колдунья втолкнула ее внутрь. Видела она его здесь или нет? Такого трудно заметить, пока он сам не подойдет к тебе.

Света что было силы вцепилась в поручень перед собой, а бесцветный отгибал ее пальцы один за другим, она хваталась ими опять, но получалось уже не так крепко.

– Недоубили тебя. Маму-папу приводила в детдом, – шептал он ей на ухо и, обернувшись, объяснял окружавшим их пассажирам: – Это моя сестренка, она немножко не в себе.

И уже стоявшая рядом женщина говорила Свете назидательно:

– Брата слушаться надо.

Вторая советовала бесцветному:

– А ты матери дома пожалуйся на нее.

– Меня убивать будут, – с трудом выговорила Света.

И сразу же поняла, что такому нельзя поверить, и сейчас все пассажиры накинутся на нее и станут стыдить за то, что она говорит чего не бывает.

– Меня привязывали возле реки, – добавила она шепотом, так что никто не услышал.

Но уже на руку, отгибавшую ее пальцы, опустилась чья-то другая рука, больше, и мужской голос сказал:

– Спокойней, братишка, не торопись!

Света подняла голову – высокий человек оправдывался перед кем-то:

– А вы посмотрите на нее – как она может быть его сестрой? Какие они брат и сестра?

И уже мужчина оттеснил от Светы бесцветного и проталкивал его перед собой к выходу. А тот и не вспоминал о Свете и не оглядывался на нее, а только твердил:

– Мне что, ехать не надо? У меня, между прочим, билет есть!

– На следующем поедешь, – ответил мужчина.

Троллейбус остановился и тронулся снова, и Света увидела, что бесцветный один стоит на остановке около стройки.

– Так не брат он тебе? – спросила у нее рядом стоявшая женщина. Та, что говорила ей, чтобы она слушалась.

Света с трудом ответила:

– Н-не брат…

– А что ж ты молчала тогда? Так и увел бы тебя на стройку – и всё, ищи потом! Знаешь, что на стройке делают с такими, как ты?

Женщина как начала ругать ее, еще при бесцветном, так и не могла остановиться, и ей было все равно, за что ругать.

Вторая любопытствовала:

– Так что, знакомый он тебе? Или не видела его никогда? Не знаешь, как и зовут его?

Света не понимала, что отвечать. Ей очень хотелось, чтоб они замолчали. Она оглянулась – ей было бы легче переносить их голоса, если бы она увидела человека, который вытолкнул бесцветного из троллейбуса – даже не спрашивая у нее ничего! А ведь она не успела рассмотреть того, кто ее спас! Но высокого человека уже не было – должно быть, он вышел на одной из остановок.

Троллейбус катил по городской улице. Наконец Света протиснулась к дверям и выпрыгнула на асфальт. Скоро, скоро ее дом! Она шла медленно, то и дело останавливаясь, чтобы собрать силы для нескольких новых шагов, и чувствовала себя совсем старенькой – куда старше колдуньи. Очень хотелось скорее попасть в свою комнату и там сжаться в комок и закрыть глаза. Казалось, она никогда не доберется до дома. Да и есть ли ее дом? Есть ли краски и раскладной, принесенный папой, мольберт? Есть ли папа? И мама, которая за столом говорит о том, что чья-то дочь моет за всеми посуду, а чья-то еще – круглая отличница, круглая! И мама поднимала указательный палец, хотя правильнее было бы соединить большой и указательный пальцы в кружок.

Света подумала, как уютно было бы слушать ее сейчас. Она постояла еще немного, а потом набрала воздуха и, пыхтя, побежала домой. Как могла, она сокращала дорогу, и дворы были знакомые, знакомые и безопасные.