Алексей Балакаев - Бамбуш

Мой маленький друг расцвел, как эти тюльпаны.

Мать сшила ему из подаренных солдатами обносков штаны и рубашку. Ботинки, подаренные начальником станции, пришлись совсем по ноге.

Боря теперь сам похож на маленького солдата. Голос его с каждым днем, кажется мне, становится чище, звонче, задушевнее; в свои пляски он вносит все новое и новое, разнообразит движения, придумывает сложные фигуры.

Как-то на станции появилась маленькая русская девочка, со светлыми волосами и голубыми глазами. Стоя на перроне, она изумленно и восторженно следила за калмычонком, а потом тяжело, судорожно вздыхала, видя, как солдаты одаривают Борю хлебом и сластями.

«Эй вы, солдаты, — думаю я, — посмотрите хоть кто-нибудь на эту девочку, подайте ей хоть один кусочек. Солдат, эй, солдат… повернись сюда… Девочка, маленькая девочка, шагни же туда, подойди к тому солдату… Если он увидит тебя, солдат обязательно даст хлеба, сахара… Шагни туда, вперед!..»

Девочка стоит на месте среди суетящихся людей, глотает слюну.

Калмычонок поет и пляшет перед солдатами, его ласкают, обнимают, хлопают в ладоши. Вот он уже старается изобразить что-то несусветное. Переворачивается через голову. Солдаты смеются, подзадоривают.

Вдруг откуда-то появляется немолодой майор, приглядывается.

— Зачем строите из ребенка клоуна? Само горе пляшет перед вами.

Солдаты смущаются.

Гудит паровоз. Разбегаются по вагонам. Поезд трогается с места.

Маленькая девочка, положив палец в рот, стоит и смотрит на Борю восхищенно и завистливо.

Мальчик направился к выходу. И вдруг увидел девочку.

— Ты почему плакала? — спросил Боря.

— Жду папу… — Девочка глубоко вздохнула. Крупные слезы потекли по ее бледным щекам.

— Не плачь. На́ хлеба… Бери вот сахар. — Рука Бори потянулась к сумке.

Маленькая русская девочка и маленький калмычонок вместе пошли в сторону поселка.

Теперь Боря стал кормить не только свою больную мать. А я крепко привязался к мальчику. Мы очень много говорили с ним в красном уголке. И много молчали. А когда мой юный друг уходил домой, я часто думал: «Кем же он будет, когда подрастет? Художником, артистом, ученым, инженером, врачом, учителем, машинистом паровоза, зоотехником, агрономом?.. Кем же он станет?»

Потом я мечтал: кем бы ни стал мой друг Боря, он всегда будет приносить людям радость. Он станет очень умным человеком, с горячим сердцем, доброй душой, смелым и преданным.

— Ты почему плакала? — спросил Боря.

Пришел наконец день, которого ждали годы, — День Победы.

Девятого мая люди обнимали, целовали друг друга. Не смолкали радостные песни. Даже поезда, которые проходили в этот день через нашу станцию, гудели беспрерывно, и их гудок вливался в общий радостный гомон возбужденных людей.

Рядом с ликованием жило и горе. Старухи и старики, у которых погибли на войне сыновья, женщины и вдовы, чьи мужья пропали без вести, юноши и девушки, не дождавшиеся отцовских писем. Они безутешно плачут.

Я хочу как-нибудь сдержать себя. Креплюсь. Но это не удается. Слезы катятся сами.

— Не плачь, — утешает меня Боря и нежно гладит мою руку.

У мальчика у самого глаза блестят, как вишни под дождем. Но он не плачет, как я. Борю я считаю своим большим другом. Порою он мне кажется ровесником.

Он тоненькими пальцами смахивает слезы с моих щек и шепчет:

— Не плачь.

— Боря, Боря, — вздыхаю я глубоко.

— Что? — спрашивает мальчик и прижимается ко мне.

— Я никогда не увижу своего отца.

Я задыхаюсь. Мои плечи вздрагивают. Я вспоминаю лето 1942 года. Вижу сквозь сетку слез серую бумажку, которую получила моя мама: «Ваш муж геройски…»

Боря ласково касается моих волос. Его маленькая ручонка кажется мне нежной, как рука моей матери. Когда я был маленьким, меня так же гладила моя мама. А папа… Нет, нужно взять себя в руки.

На мою шею падает жгучая капля. Глаза Бори тоже наполнены слезами. Я не задаю ему вопросов.

Мальчик говорит сам:

— Я, наверно, тоже не увижу папу.

— Увидишь, обязательно увидишь, — убежденно, горячо говорю я, забывая о своем горе.

— До сих пор нет его.

— Война только сегодня кончилась.

Боря вздыхает.

В этот выходной день мы с мамой пошли копать землю под картошку неподалеку от поселка.

Работа с непривычки идет тяжело. Самое трудное — это первый день. Молчит мама, молчу и я. Копаем и копаем.

У мамы спина устает быстро, она хочет распрямиться, прогнать боль. Но спина ее, как застывшая, не поддается. Мама долго стоит, согнувшись, как коромысло…

Пора идти на обед, но не хочется прекращать работу. Мы уже взяли разгон.

Мама говорит:

— Еще по одному ряду прокопаем и уйдем на обед.

Заканчивается этот ряд, и я предлагаю:

— Мама, давайте еще по одному ряду…

Вдруг я вижу, что со стороны поселка бежит моя сестренка. Она размахивает руками и что-то кричит. Ее слов не слышно.

— Бор-ря… — наконец разбираю я.

Сердце мое сразу холодеет. Падает к ногам. Лопату свою я втыкаю в землю и бегу навстречу сестренке.

— Что случилось?

— Боря под поезд… — рыдает сестренка.

День сразу превратился в ночь. Со всех сил бегу на станцию. Земля будто растянулась. Кажется, я не бегу, а стою на одном месте. Ноги точно в путах. Наконец окраина поселка. Необычное оживление. Толпятся женщины, дети. «Стало быть, правда…» На бегу кричу незнакомой старухе:

— Это правда?

— Что? — пугается женщина.

Не дождавшись ответа, бегу дальше.

У железнодорожной больницы много народу. Женщины плачут. Не могу разобрать, что они говорят, — уши мои заложены.

Толкнул несколько человек — ничего не вижу, глаза мои ослепли.

— О боже, о горе! — голосит тетя Феня.

Вбегаю в приемную больницы.

— Где Боря? — спросил я у первой встречной санитарки.

Девушка подбородком указала на одну из дверей. Я с силой открыл дверь. В комнате — врачи в белых халатах.

— Где Боря? — Я шагнул навстречу пожилому врачу в очках.

— А вы кто? — спросил врач.

— Я… я… я…

— Брат? — подсказал мне врач.

— Да.

— Тогда вы должны услышать правду: мальчик в тяжелом состоянии. Надежды нет. Потерял очень много крови.

— Где он?

— Пойдемте. — Доктор подал мне белый халат и куда-то повел.

Мой друг лежал в крайней комнате. Глаза его были закрыты. Лицо стало белое как молоко: трудно отличить от простыни. Губы еле-еле шевелятся.

Я вдруг сразу ослаб, чуть не упал. Врач удержал меня за плечо.

— Мама, мамочка моя… — чуть слышно произнес Боря.

Я кинулся к нему, но врач резко остановил меня.