Вячеслав Тычинин - Каникулы на колесах

— Как вы можете сомневаться? — заволновался водитель «Москвича». — Все абсолютно точно. И ради бога, потушите вашу бензоплиту. Не огонь наверняка виден с шоссе.

Наш объемистый чайник давно нетерпеливо бренчал крышкой, а потому дедушка без возражений выключил бензоплиту, но поддерживать разговор не стал, отошел и сторонку.

Мы пригласили робкого водителя и его спутницу, худенькую женщину, отведать горячего чайку. Они согласились, но сначала мужчина наломал веток, связал их пучком и направился к шоссе.

— Надо замести следы, — пояснил он, заметив наше удивление. — И свои, и ваши. Чтоб никто не догадался, что тут с шоссе свернули в лесок две автомашины.

Мы еле удержались от смеха, но спорить не стали. Однако, когда я включил свой ВЭФ, чтоб послушать музыкальную передачу «Маяка», пугливый автотурист снова заволновался, требуя полной тишины. Тут уж дедушка не выдержал.

— Знаете что, уважаемый? Езжали б вы с богом куда-нибудь подальше от нас, если уж так всего боитесь. Или не мешайте спокойно отдыхать.

Мужчина извинился, но отъезжать не стал:

— Все-таки вместе безопасней. Как-никак нас тут шестеро. В случае чего…

Отведав чайку, они пошли к своему «Москвичу» укладываться на ночь, плотно притворили дверцы и заперлись изнутри.

— Ты чему-нибудь веришь? — спросил папа дедушку.

— Ни единому слову! Типичная дорожная байка, — отрезал неустрашимый Великий Змей. Даже сплюнул негодующе. — Пуганая ворона и куста боится. Сколько лет езжу по разным дорогам, ночую где попало, один и в компаниях, со множеством автолюбителей встречался, и ни одного достоверного случая не знаю, чтоб ограбили кого-нибудь, а тем более машину угнали. Одни слухи. Зато наслушался их вдоволь. Еще и почище, чем сегодня. Вплоть до того, что бежал из лагерей какой-то закоренелый бандит, вооружился автоматом и косит всех направо и налево. А начнешь допытываться, выяснять дотошно, оказывается: сам не видал, только слухами пользовался.

— Да, маловероятны россказни этого гражданина, — согласился папа.

— Факт, — убежденно отозвался дедушка. И добавил, помолчав: — А знаешь, Володя, я заметил, что особо падки на такие басни люди с мелкой душонкой. Из тех, что никому не верят, ни от кого добра не ждут, всего опасаются, и сами вряд ли хоть раз доброе дело сделали. «Ты — мне, я — тебе». Это пожалуйста, это сколько угодно. А вот чтобы безо всякой корысти, от одной душевной щедрости, как тот харьковчанин, что вывел нас из города на шоссе, — никогда в жизни.

Все же трусоватый водитель «Москвича» ночлег нам подпортил. Черный Генард, как и собирался; поставил раскладушку рядом с «Волгой». Но Бледнолицая Сквау, несмотря на все уговоры и даже подтруниванья, забралась к нам в машину и, кажется, спала очень чутко, опасаясь за папу. По крайней мере, я раза три просыпался, когда мама приоткрывала дверцу. Видно, подействовал ей на нервы рассказ боязливого автотуриста.

Неудивительно, что чуть свет, вопреки, своему обыкновению даже не позавтракав, мы собрали пожитки и выехали на шоссе, оставив синий «Москвич», битком набитый фантастическими страхами.

В Атласе Мелитополь и Каховку соединяет уверенная жирная красная линия. Такими линиями обозначается автодорога государственного значения. Но мы, как говорит Великий Змей, достаточно стреляные воробьи, нас на мякине не проведешь. Мы давно усвоили, что нельзя целиком полагаться на сведения Атласа. Из него не узнаешь, заасфальтирована ли эта дорога или лишь слегка присыпана гравием и после дождя лучше туда не соваться, чтоб не забуксовать; в хорошем состоянии твердое покрытие, если оно есть, либо давно перемолото колесами тяжелых грузовиков и с тех пор не ремонтировалось; через все ли речки есть мосты или кое-где придется переправляться на пароме, а то и вброд.

По этой причине мудрый Великий Змей в Мелитополе свернул на колхозный рынок и поставил «Мышку» между двумя грузовиками. В одном громоздились решетчатые ящики, заполненные длинными пупырчатыми огурцами, в другом в проволочных клетках копошились белоснежные куры.

Первый же водитель, к которому дедушка обратился за справкой, в широченном соломенном бриле и распахнутой рубахе, бронзовый от загара, зажмурился и отрицательно замотал головой:

— Бороны вас боже! На Каховку вы тут не звертайте. Там така дорога! — Как видно, у водителя не хватило слов, чтоб обрисовать беды, которые поджидают того, кто сунется неосторожно на местную магистраль, и он только поднял руки над головой. — Одразу картер пробьете!

— Так… Веселенькое дело. А как же нам в Скадовск попасть? — тревожно спросил дедушка. По его лицу я понял, что у него ёкнуло сердце. Да и кто останется спокойным, проехав чуть не полторы тысячи километров и услыхав, что дальше дороги к цели путешествия нет.

— А вы идьте до Новоалексиевки. А там, як побачите указатель, то и свертайте соби на Каховку.

Для верности водитель начертил прутиком на пухлой пыли схему местных дорог и еще раз объяснил дедушке, где именно надо сворачивать с большой южной магистрали на Каховку.

— Лишних сто километров… — вполголоса заметил папа, сверившись с Атласом.

— Машина боится не расстояний, а бездорожья, — поучительно изрек дедушка. — Едем на Новоалексеевку, решено. Но сначала пройдемся по рынку.

Из ста автотуристов разве что один-два равнодушно проезжают Мелитополь, этот фруктовый рай. Да и то, если сами живут на благодатном юге. Мы же набрали вишен и абрикосов во всю свободную тару.

За Мелитополем автомобиль побежал по совершенно плоской равнине, раскаленной южным солнцем. Такой плоской, что остается удивляться, как это вода все же ухитряется в подобной степи отыскивать себе путь к морю. Впрочем, вместо речек мы пересекали по пути только старые русла, заросшие пожелтевшим камышом. Судя по мостам, вода в них все же иногда бывает, вероятно, весной, при таянии снега (иначе зачем было бы строить тут мосты?), но в тот день мы не заметили ни единой ямки, где мог напиться хотя бы воробей. А вот солнца хватало. В избытке. Оно уже не просто припекало, а жгло нас, поджаривало заживо, как на сковородке. Дотронуться до металла машины стало невозможно. Стрелка указателя температуры воды в радиаторе подошла к критической черте.

И, как нарочно, именно здесь, в этом ужасающем пекле, у нашей «Волги» внезапно спустило заднее колесо…

Я почувствовал, что «Мышка» вроде бы стала идти как-то жестче, грубее. Но сказать ничего не успел. Дедушка уже притормозил и свернул на обочину. Мы вылезли из машины и удрученно уставились на злополучное колесо. Удивительно, какой жалкой становится спущенная шина! Только что толстенькая, круглая, как бублик, она весело катилась по дороге, готовая бежать и бежать так тысячи километров. Но вот попался в пыли ничтожный зловредный гвоздик — и мгновенно груз машины становится для колеса непосильным, шина сплющивается в лепешку.