Лев Гумилевский - Костровский колдунок

Думали долго бабы на печах, на полатях. Шептались на завалинках, на скамеечках, у колодца Где сойдутся, где встретятся — после первого же слова опять о Петьке разговор.

Пошептались, и за Петькой с матерью надзор учинили. То одна, то другая подглядывает, подсматривает, потом рассказывает по деревне.

Осень подползла с дождями, туманами, слякотью по колена. Забрались деревенские по избам, снега ждали, морозца. Мороз же ударил враз, в ночь по грязи. Неделю стояла смерзшаяся земля без снега, жесткая, как железо. Потом выпал и снег, выпал и не стаял, лег прочно на всю зиму.

А через год не в одной Костровке, а по всем окрестным деревням только и разговору было:

— Костровский-то колдунок Петька Жук бабий клад отыскал, отдал матери. А клад не золотой выходит, а колдовской. Все хозяйство они им заколдовали!

Не только бабы — поверили и мужики. И как было не поверить, в самом деле! Точно заколдовано все у Марии, у мужиков — все помнят — лен никак не давался, а у Марии — полоска льна, полоска клевера, сеяла чередом и в оба раза урожай одни другого лучше!

Самые раздеревенские — деревенские коровы у Марин молоко доят, что не хуже заграничных. У мужиков к Рождеству для грудных ребятишек молока не хватало, а у Марии что на Рождество, что к Пасхе молока девать было некуда.

Зашел как-то дядя Василий к Марии коров посмотреть. Пришел — видит: хлевы коровьи, что кладовые хорошие, теплые, умазанные. Коровенки самые обыкновенные, жрут меньше малого, а молока надоили столько, что дядя Василий думал уже и конца не будет.

— Как же не колдовство? — разнес он по деревне, — нешто без колдовства может так простая корова доить? Потому у них и хлевы такие умазанные, ли дырочки, ни трещинки, чтобы из соседей кто не доглядел, как она там колдует с мальчишкой этим!

Долго думали мужики, потом стали рассуждать, что хоть колдовство дело и грешное, но раз от того колдовства худа нет, а добра девать некуда, то можно и поколдовать немного.

Дарьин муж — сосед ходил, ходил под соседскими плетнями, стал потихонечку дыру сверлить, чтобы подсмотреть, как колдует Петька с матерью. Раз замазал Петька дыру, другой раз замазал, потом надоело. Оделся потеплее, подвязался шарфом, нахлобучил шапку и засел в коровнике с вечера.

Сидеть было весело, давно уже весело было Петьке жить без домовых, без чертей, без кладов, без попов: сам себе голова, сам перед собой и в ответе. Сидит Петька час, другой, потихоньку про себя твердит задачку:

— Летело стадо гусей, а навстречу им гусь. Здравствуйте, говорит, сто гусей! А они ему отвечают: нет, нас не сто гусей! Вот если бы нас было еще столько, да еще полстолька, да еще четверть столька, да еще ты, гусь, с нами — вот нас было бы тогда — сто гусей!

Хитрая задачка! Сказал какой-то старик ребятам задачу — решат они ее всю зиму, решить не могли.

Петька наизусть выучил, а не решил. Тут же в коровнике точно подсказал кто: давай-ка все числа по порядку подбирать!

Час сидел, другой сидел и вдруг вскочил:

— Тридцать шесть, а?

Ошалел от радости и не видит: сырую замазку ковыряет рука дальше-больше. Только уж когда норовы мычать начали — увидел. Покачал головой, снял с себя кушак, сделал петельку, на руку накинул и затянул.

Дернулась рука: не сладить Петьке. Понатужился он, подтянул кушак к столбику, закрутил, узлом привязал и руку ту вытянул так, что за плетнем соседу ни сесть, ни лечь, ни уйти. Завопил он, точно резали.

Вышел Петька из коровника, обошел двор — видит сосед стоит, рукой машет, орет по всю деревню:

— Караул!

Повыскочили мужики. Прикрыли полушубками раскаленные зимним сном спины, захватали дубины и вилы, окружили Петьку с мужиком.

— Что такое?

— Почему крик?

Петька сказал смирнехонько:

— Чай, и без слов видно, что тут случитесь!

Пригляделись мужики, покачали головами, перешукнулись:

— Бить что ли вора?

Дарья выскочила, завопила:

— Не троньте, христа ради! Не вор он!

Мария вышла, головой покачала:

— Не троньте, мужики, его! Лучше спросить, почто ему вздумалось чужие хлевы колупать.

Отвязал Петька мужика, подхватили его за руки, повели в избу, стали спрашивать:

— Зачем лез! На что охотился!

Был с вечера мужик выпимши, а тут и хмель из головы выскочил. Поклонился на все стороны, сказал смирно:

— Сами знаете, чай. Доглядеть хотел, как Марья колдует! Да разве за колдуном доглядишь? Видите, что вышло? Меня же вором ославил!

Поднялся тут дядя Василий, поклонился Марии:

— Вот что, Марьюшка! Не томи ты нас, на себя бед не кличь: скажи ты нам по-хорошему, по-родственному, как ты бабий клад нашла и как ты хозяйство свое колдуешь? Не скупись, скажи!

Засмеялась Мария:

— Не меня спрашивайте. Кто мне клад открыл, тот и вам откроет. Ступайте к агроному нашему, он вам ваши клады найдет.

Молчат мужики — не верят. Рассердилась Мария:

— Ну и головы у вас! В клад вы верите, в колдовство верите, хоть и — знаете, что никакого колдовства нет на свете! А агроному не верите, хошь ученый человек. А ведь у вас на глазах дело было..

Задумались мужики, буркнул дядя Василий:

— А хлевы-то зачем умазала?

— Да затем и умазывала, что агроном сказывал, что от тепла коровы жрут меньше и молока дают больше: корм-то им в молоко идет, а не в тепло!

Переглянулись мужики, видят, что на правду похоже. Поспрашивали еще и о том и о другом — все гладко, одно к другому стелется и толк выходит.

— Ну, не взыщи, Марьюшка, — встал Василий, — что обеспокоили и сплетку сплели про тебя. Попробуем и сами по агрономову жить!

Посмеялись мужики и ушли. Проводил их Петька, запер ворота, разделся, лег на печку. Засыпать уже стал, да вспомнил:

— Мамка! А я про гусей задачку решил!

Прислушался — храпит мать. Повернулся на бок и сам заснул. Без снов, без страхов — хорошо спал костровский колдунок.

Москва, 1924

Август.