Борис Раевский - Государственный Тимка

Кароза кивнул. Да, это он еще вчера слышал: их тяжеловес Косенков в спарринге [16] Тренировочный бой. как-то неудачно напоролся на перчатку противника. Рассек бровь.

Вот не повезло! И надо же — ведет спарринг без маски. Сколько раз предупреждали!

— А выставить вместо Косенкова некого, — хмуро продолжал тренер.

Да, это Кароза тоже знал. Тяжелый вес — самое слабое место их команды. Вообще-то с тяжеловесами у всех плохо. Попробуй найди парня, чтобы весил больше восьмидесяти одного килограмма. И был подвижен, стремителен, ловок!

Чаще всего, если и разыщешь молодца килограммов на девяносто или даже сто, то он неповоротлив, как башня. Такому на ринге — труба.

— Значит, получим «колесо»?! — пробормотал Король.

— Значит, — согласился Кароза.

Он не понимал, куда клонит тренер. Да, за Косенкова команде влепят «баранку». Это, конечно, сразу снизит шансы на победу. Но… Другого-то тяжеловеса нет! Нет — и точка. Матюшин? Не в счет: слаб. Рогулин? Тем более! О чем же толковать?!

Крутит что-то Король. Недаром его считают хитрецом и дипломатом.

— Твой вес какой? — спросил Король.

«Будто не знает».

— Семьдесят девять шестьсот.

— Вот, понимаешь, возникла у меня идейка… — Король замолчал, пристально глядя своими серыми выпуклыми глазами на Карозу.

— Идейка… — повторил он.

И Кароза вдруг понял. Насупил брови. Неужели?..

— До Таллина еще две недели, — продолжал тренер. — Ты не мог бы… набавить два-три кило?..

Набавить? Значит… Перейти в тяжеловесы?! Прямо скажем, у Карозы никогда даже мысли такой не возникало.

Еще бы! Ведь боксер всегда стремится сбросить вес, перейти в более «легкую» категорию. Это понятно. Там и противники легче. Значит, и кулаки у них не такие «тяжелые».

А тут — наоборот. Прибавить вес! Самому — на рожон. Драться с парнем, весящим центнер!

Да, он знал этого Хеппи Лейно — эстонского тяжеловеса. Сто ровно. Его так и звали — «Центнер». Огромный, с толстыми, как тумбы, ногами и длинными мощными руками.

«Схватись с таким слоном! Даже если и прибавлю два кило, все равно разница восемнадцать килограммов!»

Кароза даже присвистнул. Шуточки!

— У Хеппи удар, конечно, потяжелее, — сказал Король. — Но зато ты быстрее. И техничнее. А это что-нибудь да значит.

Кароза кивнул. Да, конечно. А все-таки — восемнадцать килограммов!..

— Ты возьмешь быстротой, подвижностью, — настойчиво повторил тренер. — Хеппи — он же как бегемот. Измотай его и бери… К третьему раунду он всегда еле волочит по рингу свою тушу.

Виктор внимательно посмотрел на тренера. Выпуклые серые глаза Короля блестели. Весь он был возбужден. Видимо, собственный план крепко полюбился ему.

— А вместо тебя, в полутяжелом, пустим Мухина, — как бы раздумывая вслух, произнес тренер.

Кароза кивнул. Что ж, Мухин — это неплохо.

Но… восемнадцать килограммов!..

— Приказать тебе я не могу. И не хочу, — сказал Король. — Сам думай. Ты боксер. И офицер. Сам решай.

Кароза шел по весенней улице. Вокруг гомонили, смеялись девушки, гоняли по асфальту мяч мальчишки, мягко шуршали шины автомашин.

Он шел, ничего не слыша.

Вот не было печали! И зачем ему это?

Все было так хорошо, он уже настроился на бой с Эйно Стучка. Честный бой. Бой на равных. И вдруг — здрасте!

Стать тяжеловесом! Он ведь не мальчик. Каждый боксер отлично знает: переход в более «тяжелую» категорию всегда чреват…

— Чреват… чреват… чреват, — несколько раз шепотом повторил он.

Прошедшие мимо две девушки оглянулись, засмеялись. Вот чудак, бормочет что-то…

Кароза не заметил их улыбок.

«Так… такие вот дела…»

Что ж, выходит, он должен свои планы, надежды — все побоку? Во имя команды?

Кароза хмуро усмехнулся. В книжках это всегда здорово получается. А в жизни?..

Вот ерунда-то!

А может, в самом деле, выручит быстрота? Навязать этому Центнеру свой темп. Пусть побегает, попотеет. Тогда эти восемнадцать кило против него самого обернутся.

…И все же… Уж так неохота лезть в тяжеловесы!.. Ну, хоть плачь…

Он пришел в академию минут за десять до лекции. Друзья-курсанты сразу окружили его.

— Ну? — сказал Вадим Костров. — Значит, так — крюк слева — и судья начинает считать!.. Да?

Кароза усмехнулся.

— Зачем считать? Зачем, дорогой, считать?! — вмешался горячий, вспыльчивый Андро Холопян. — Крюк левой — и Эйно Стучка на полу. Нокаут. Тут нужен врач, а не считать…

«Да, если бы Эйно Стучка!» — хмуро подумал Кароза.

Дралась уже восьмая пара. Вели эстонцы — четыре победы.

Виктор Кароза в раздевалке ждал своей очереди.

Все-таки плохо быть тяжеловесом. Выступаешь последним. Всегда последним. Такова традиция. Переживаешь все девять предшествующих боев. Сколько нервных клеток сгорает в тебе за эти долгие двадцать семь раундов!

Из зала сквозь приоткрытые двери раздевалки пробился густой медный звук гонга, крики, свист.

«Как там наш Богданов?» — подумал Кароза, но тотчас постарался прогнать эту мысль.

Боксеру перед боем нельзя «болеть». Даже за друзей. Особенно — за друзей.

Кароза встал и прошелся по раздевалке.

Он все еще не мог привыкнуть к мысли, что он, Виктор Кароза, тяжеловес. За последние две недели прибавил почти три килограмма.

Нет, эти «новые» килограммы не мешали ему, не отягощали. Хотя, по правде говоря, и пользы от них он не ощущал.

Оказалось, пополнеть очень легко. Стоило лишь ввести в дневной рацион чуть больше сахара и попросить жену почаще печь пироги с капустой, насчет которых она была большая искусница. И все…

Правильно говорят: боксерам курорты ни к чему. Их и так разносит, как на дрожжах. Чуть поменьше тренировок — и пожалуйста…

Снова проплыл сочный звук гонга.

В раздевалку торопливо вкатился массажист Вадик. Он всегда куда-то спешил.

— Выиграл Богданыч! — крикнул он. — Сровнял счет!

И тотчас исчез.

«Вот оно как», — покачал головой Кароза.

Богданов выиграл — это, конечно, хорошо. И в то же время все сразу усложнилось. Счет ровный — и, значит, решат последние бои. Мухина — в полутяжелом и его — в тяжелом.

А он, чего уж греха таить, не очень-то нынче надеялся на себя.

«Ну, бодрей, — внушал он сам себе. — Ты что, боишься этого Хеппи Лейно? Боишься, а? Скажи прямо!»

Нет, он не боялся. Страха не было. Но не ощущал и уверенности в победе… В своем родном — полутяжелом — он всегда чувствовал себя хозяином ринга. Полновластным, сильным хозяином.

А тут, в тяжелом…

«Просто с непривычки, — доказывал он себе. — Раз это нужно команде, ты правильно сделал. И ты победишь».

Из зала донеслись крики, и вдруг сразу — тишина.

«Нокдаун?» — мелькнуло у Карозы.

Такая глубокая, тревожная тишина всегда наступает, когда боксер сбит с ног и рефери открывает счет.