Лемони Сникет - Тридцать три несчастья. Том 4. Занавес опускается [книги 11-13] [сборник litres]

– Недурной шторм, не правда ли? – произнес Ишмаэль после недолгого молчания. – Накопали хлама больше, чем обычно.

– Нашлись ли еще какие-нибудь уцелевшие? – поинтересовалась Вайолет.

– Ты имеешь в виду Графа Олафа? – спросил Ишмаэль. – Пятница не взяла его с собой, а сам он не посмеет сюда явиться. Он либо бродит по прибрежной отмели, либо пытается доплыть туда, откуда явился.

Бодлеры переглянулись: они-то прекрасно сознавали, что Граф Олаф, скорее всего, вынашивает новый план, тем более что ни один островитянин не нашел деревянной фигуры с лодки, а в ней-то и таились смертоносные споры медузообразного мицелия.

– Мы имели в виду не только Олафа, – вмешался Клаус. – Наши друзья тоже могли попасть в шторм: беременная женщина по имени Кит Сникет, которая находилась в подводной лодке с несколькими коллегами, и еще небольшая группа наших друзей, которые путешествовали по воздуху.

Ишмаэль нахмурился и сделал несколько глотков из раковины.

– Нет, такие люди не обнаружены. Но не отчаивайтесь, Бодлеры. Похоже, что к нашим берегам в конце концов прибивает все. Возможно, их суда не пострадали во время бури.

– Возможно, – согласилась Солнышко, стараясь не думать о том, что некоторым могло и не повезти.

– Они могут появиться на днях, – продолжал Ишмаэль. – Близится новый шторм.

– Откуда вы это знаете? – спросила Вайолет. – На острове есть барометр?

– Барометра нет, – ответил Ишмаэль, разумея под этим словом прибор, который измеряет атмосферное давление, и это служит одним из способов давать прогноз погоды. – Просто я знаю, что близится шторм.

– Как можно это знать? – с недоумением спросил Клаус, вовремя удержавшись от того, чтобы не достать из кармана ежедневник и не начать записывать. – Я слышал, что трудно предсказать погоду, не имея современных приборов.

– Современных приборов нашей колонии не требуется, – ответил Ишмаэль. – Я предсказываю погоду с помощью магии.

– Белиберда, – буркнула Солнышко, желая сказать что-то вроде «трудно в это поверить». И брат с сестрой молча согласились с ней.

Бодлеры, как правило, не верили в магию, хотя их мама и умела делать ловкий карточный фокус и после долгих уговоров изредка показывала его. Как и все люди, повидавшие мир, дети часто сталкивались со множеством явлений, которые не могли объяснить: начиная сатанинскими приемами гипноза доктора Оруэлла и кончая способом, с помощью которого девочка по имени Фиона разбила сердце Клаусу. Но никогда они не были склонны давать этим загадкам какое-то сверхъестественное объяснение. Конечно, когда, разбуженный глубокой ночью внезапным громким шумом, подскакиваешь на кровати, то невольно поверишь в любые сверхъестественные явления; но тут была середина дня, и Бодлеры просто не могли себе представить Ишмаэля в качестве мага-метеоролога. Должно быть, сомнения отразились на их лицах, потому что рекомендатель немедленно поступил так, как поступают многие люди, когда им не верят, а именно – быстро переменил тему.

– А что ты скажешь, Пятница? – спросил Ишмаэль. – Нашла ты что-нибудь, кроме потерпевших кораблекрушение и отвратительных темных очков?

Пятница метнула взгляд на Солнышко и затем решительно покачала головой.

– Нет, – ответила она.

– Тогда иди помоги маме готовить ланч. А я поговорю с новыми колонистами.

– А мне обязательно уходить? – спросила Пятница. – Я бы лучше осталась тут, с Бодлерами.

– Не стану тебя принуждать, – ласково произнес Ишмаэль, – но уверен, что твоя мама нуждается в помощи.

Без дальнейших споров Пятница повернулась и, покинув палатку, стала подниматься по склону к другим палаткам, а Бодлеры остались наедине с рекомендателем, который наклонился к ним и заговорил тихим голосом.

– Бодлеры, – сказал он, – как ваш рекомендатель, я бы хотел дать вам совет, коль скоро вы начинаете свою жизнь на острове.

– И в чем он заключается? – спросила Вайолет.

Ишмаэль оглядел всю палатку, как будто в складках белой колышущейся ткани притаились шпионы. Потом он опять глотнул из раковины и похрустел пальцами.

– Не раскачивайте лодку, – произнес он, употребив выражение, которое здесь означает «не сбивайте с толку окружающих непринятыми здесь поступками». Тон у него был вполне любезный, но за этой любезностью проглядывало что-то совсем иное, все равно как в мелкой воде проглядывает отмель. – Мы уже давно живем здесь по установившимся обычаям. Большинство из нас едва помнят свою жизнь до того, как мы потерпели крушение и очутились на этом острове, а целое поколение островитян только здесь и жило. Мой вам совет – не задавайте столько вопросов и не вмешивайтесь чересчур часто в наши обычаи. Мы оказали вам любезность, приняли вас к себе и ждем любезности в ответ от вас, Бодлеры. Если вы будете продолжать вмешиваться в дела колонии, люди сочтут вас нелюбезными, так же как Пятница сочла нелюбезным Олафа. Поэтому не раскачивайте лодку. Тем более что раскачивание лодки в первую очередь и привело вас сюда.

Ишмаэль улыбнулся, довольный своей шуткой, а дети, хотя и не нашли ничего смешного в кораблекрушении, после которого они чисто случайно остались в живых, отозвались на шутку нервной улыбкой, но не сказали ни слова. Несколько минут стояла тишина, но тут в палатку вошла женщина с приятным веснушчатым лицом и внесла огромный глиняный сосуд.

– Вы, наверное, и есть Бодлеры, – сказала она. Вслед за нею вошла Пятница со стопкой мисок, сделанных из кокосовой скорлупы. – И вы, наверное, умираете от голода. Я – миссис Калибан, мама Пятницы, на мне в основном лежит готовка. Не хотите ли перекусить?

– Это было бы чудесно, – отозвался Клаус. – Мы очень хотим есть.

– Чтотут? – поинтересовалась Солнышко.

Миссис Калибан улыбнулась и открыла крышку сосуда, чтобы дети заглянули внутрь.

– Севиче, – пояснила она. – Южноамериканское блюдо из нарубленных сырых морепродуктов.

– А-а-а, – произнесла Вайолет, вложив в междометие максимум, насколько ей удалось, энтузиазма.

Ко вкусу севиче надо привыкнуть, иначе говоря, первые несколько раз, когда вам приходится есть это блюдо, вам оно не нравится, и, хотя Бодлерам уже приходилось его есть (мама обычно приготовляла его на кухне бодлеровского дома, отмечая начало крабового сезона), оно не стало их любимым блюдом, а уж тем более не о нем они мечтали в качестве первой трапезы после кораблекрушения. Когда я, например, не так давно потерпел кораблекрушение, мне посчастливилось быть выброшенным на борт судна, где я имел удовольствие ужинать жареной бараньей ногой с полентой [46]   Полента – каша из кукурузы. на сливках и еще фрикасе из маленьких артишоков, за этим последовал мягкий сыр гауда с жареным инжиром, а напоследок я получил свежую клубнику в молочном шоколаде и наломанные медовые соты. Я счел это лучшим противоядием после того, как меня болтало и швыряло в штормовых водах, точно тряпичную куклу, в исключительно бурном заливе. Но Бодлерам пришлось взять в руки миски с севиче, а также странного вида деревянные столовые приборы, похожие на вилку и ложку одновременно, которые им протянула Пятница.