Жиль Пари - Я хотел убить небо [Автобиография Кабачка]

Камилла взяла меня за руку и крепко сжала её:

– Когда ты рядом, мне не так страшно.

– А я всегда буду рядом. Насчёт этого можешь не волноваться.

Реймон, Антуанетта и Виктор ждали нас у входа в цирк, и я надулся от гордости, когда Реймон попросил меня катить инвалидное кресло Антуанетты.

– Настоящий чемпион, какая мускулатура! – воскликнула Антуанетта, но она всё-таки немного помогала мне направлять кресло, особенно когда понадобилось удержать его перед ступеньками. Хорошо, что она помогала, иначе я бы, наверное, упустил кресло, хоть я и настоящий чемпион с прекрасной мускулатурой.

Но вообще лестницы – это ужасно неудобно, если у тебя не работают ноги.

Мы все уселись на первом ряду под огромным шатром цирка-шапито, включая Антуанетту в её собственном кресле.

Жужуб оказался стиснут между родителями, и каждый захватил одну из его рук. Наверное, это ему ужасно мешало доставать печенье из кармана.

Мама называла его Жюльен, и это было очень странно: мы уже давно забыли, какое у него на самом деле имя.

Его папа ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Лицо у него было аж чёрное от загара, и у мамы тоже, и видно было, что они просто счастливы быть рядом с Жужубом: они всё время на него смотрели, а Жужуб вжался в кресло и выглядел не очень счастливым. Наконец он силой выдернул у папы руку и тут же запихнул её в карман. Он достал оттуда печенье, и лицо его сразу посветлело, он даже улыбнулся родителям, но делиться печеньем ни с кем не стал, печенье – это только для него.

Ну такой уж он, этот Жужуб.

К тому же родители у него совсем тощие, вряд ли они любят все эти «вредные гадости», как говорит Рози.

Ну, конечно, если не считать сигарет.

В цирке мама Жужуба курить не могла, но всё равно достала из плоской коробочки сигарету и держала её зажатой между двух пальцев: не зажигала, но время от времени подносила к губам и делала вид, как будто курит, но так-то оно лучше для всех: незажжённую сигарету можно сколько угодно подносить ко рту, и никто вокруг не закашляется.

Когда занавес раздёрнули, мы уже все были на взводе.

Пошёл дождь из конфетти, бумажных ленточек и разноцветных шариков, и среди всей этой красоты было очень трудно оставаться послушными.

К тому же в цирке было полно детей, и все кричали. Один даже попытался выскочить на арену, и его папе пришлось как следует за ним побегать, он даже стал весь красный. Шарлотта и Рози всё время вставали со своих мест, чтобы усадить нас.

Не знаю, зачем они вообще садились.

Ну а как же мы могли сидеть и не реагировать, если сверху падали разноцветные шары, и по ним можно было хлопать ладонью, чтобы отправить летать дальше! А ещё пол под ногами был усыпан попкорном. Нам его раздали на входе, и мы устроили настоящую попкорновую битву! Повсюду летали зёрна кукурузы, конфетти и бумажные клочки, и часть из них оседала у нас на головах, например, у Ахмеда волосы стали как радуга!

Месье в сверкающем плаще спросил в микрофон, всё ли у нас хорошо и довольны ли мы, что пришли в цирк, и мы закричали «да!» раньше, чем он закончил вопрос, и он посмотрел на нас и сказал: «Я смотрю, дети в первом ряду в отличной форме!», и мы немного покраснели, как бывает, когда на тебя показывают пальцем, но в то же время страшно загордились собой.

Месье продолжал говорить в микрофон, а на арену вывалились два клоуна, подбежали к нему сзади и стали ставить ему рожки из пальцев, и тут кто-то крикнул: «Осторожно, сзади!», и это был Ахмед, который вскочил и настучал на клоунов, указав на них пальцем.

– Спасибо, малыш, – сказал месье в микрофон, обернулся, взмахнул обеими руками и крикнул: «У!», и оба клоуна опрокинулись на спину.

– Они умерли? – спросил Ахмед.

Все, кто это услышал, засмеялись.

Потом клоуны поднялись и подмигнули Ахмеду, и тогда он уселся обратно на место, а они достали из широких карманов мячики и стали вращать их очень быстро на кончике пальца и время от времени ещё их подкручивать, и все им аплодировали. И тут один из клоунов пошёл вперёд, а второй дал ему ногой под зад и тут же убежал вглубь сцены.

– Пойдёшь со мной? – спросил клоун у Ахмеда и протянул ему руку.

Ахмед посмотрел на Рози, та ему кивнула: «Да!», и он позволил вытащить себя на арену.

– Как тебя зовут? Ахмед? Поаплодируем Ахмеду, медам и месье!

И мы на первом ряду зааплодировали так сильно, что чуть руки себе не отбили.

Клоун попросил Ахмеда поднять вверх палец и опять закрутил на своём пальце мячик, а потом перенёс его на палец Ахмеда, но тот согнулся под тяжестью мяча и страха, и мяч свалился на пол.

– Держи палец очень прямо и не сгибай, что бы ни произошло! – Клоун начал заново, и на этот раз Ахмед не уронил мяч, тот вертелся как волчок, и мы кричали: «Ахмед – крутой!»

Ахмед вернулся на место, а клоуны стали жонглировать тарелками, стаканами и даже салатницами, и я подумал про себя, что, наверное, лучше не пытаться это повторить в «Фонтанах», потому что только перебьёшь посуду и нарвёшься на неприятности, хотя, конечно, очень хочется быть похожим на этих клоунов!

После клоунов на арену вышла пара в красном, оба всё время улыбались. Можно было подумать, им эти улыбки на лица приклеили клеем. Даже когда месье ходил по огню, он всё равно улыбался. Дама сыпала на пол битое стекло (наверное, осколки одной из клоунских салатниц) и продолжала улыбаться, а месье топтался по битому стеклу ногами и тоже улыбался. А потом стал втыкать себе в щёки иголки и всё равно улыбался.

Жужуб, в отличие от месье, совсем даже не улыбался.

Он уткнулся лицом в грудь папе, потому что руки его опять были захвачены родителями.

Потом месье в красном попросил нас выйти на арену, и нас чуть не затошнило от страха.

Лично я совсем не хотел ходить по огню или по стёклам или делать ещё что-нибудь идиотское.

И всё-таки мы вышли, и нам было не по себе, когда он построил нас по росту и выдал нам горящие факелы, которые надо было держать как можно выше над головой. Ужас до чего страшно. Дама в красном продолжала улыбаться и слегка пританцовывала, помахивая ногой, и иногда задевала нас, и я боялся, что сейчас она промахнётся и хорошенечко засветит кому-нибудь из наших. Я старался держать руку как можно выше над головой, но всё равно от факела было очень жарко, и я боялся загореться. И тут месье Улыбка подал нам знак, и мы начали подавать ему факелы, и он гасил их, заталкивая пламя себе в рот, и я стоял последним в очереди и был страшно рад, когда он наконец проглотил пламя моего факела, и я подумал, что улыбка – это у него, наверное, от огня, она там застыла, потому что ему приходится всё время так широко открывать рот.

В любом случае пробовать глотать огонь я точно не стану.