Жиль Пари - Я хотел убить небо [Автобиография Кабачка]

Я ещё не совсем того.

Больше всех мне понравился старик-фокусник.

У него была высокая островерхая шляпа и длинный плащ, расшитый звёздами и лунами, совсем как у волшебника Мерлина.

Его помощница-блондинка понравилась мне гораздо меньше.

На ней было красно-белое клетчатое платье, губы накрашены розовой помадой и щёки тоже, а волосы она завязала в два хвостика, и из-за этого вид у неё был глуповатый, как у всех женщин, которые одеваются как маленькие девочки.

(Антуанетта говорит, что всё дело в том, что их пугает старость, – вот старые дамы и одеваются как маленькие девочки и делают вид, как будто не замечают течения времени.)

Большая девочка-блондинка вынимала из огромной корзины разные вещи и показывала их нам разными сторонами, как будто бы мы были на базаре и собирались всё это у неё покупать, а потом отдавала предметы старому фокуснику: волшебную палочку, шляпу, платок. Каждый раз, когда фокус удавался, большая девочка-блондинка глуповатого вида ужасно радовалась. Когда фокусник достал из шляпы кролика, она закричала от восторга, когда подброшенная вверх горсть конфетти упала обратно и стала крапинками на галстуке, выпучила глаза от удивления, а когда ей пришлось забираться в чемодан, вид у неё был такой довольный, как будто это самый счастливый день в её жизни. Старик закрыл её в чемодане, раздалась барабанная дробь, и, когда фокусник открыл чемодан, большой девочки-блондинки там уже не было, вместо неё из чемодана вылетели птицы. Яркий луч пробежал по цирку и поднялся вверх по лестнице, и там, наверху, – сюрприз! – стояла она, даже успела переодеться и теперь была похожа на Красную Шапочку. Она грызла огромный леденец и спускалась по ступенькам, а на арене сбросила с себя красный плащ с капюшоном, и Рози сказала: «Костюмчик совсем не для детского спектакля!»

Но она недолго красовалась своими блёстками, потому что фокусник заставил её забраться в ящик, и теперь оттуда торчали только её ноги и голова. Большая девочка радостно шевелила и тем и другим, как будто всю жизнь только и ждала, когда её запихнут в ящик. И когда старик-фокусник занёс над ней огромную пилу и барабаны снова забили дробь, она рассмеялась, вроде как это самая смешная шутка на свете. Старик спокойно распилил её на две половины, и я сидел и думал, что ведь Реймон – полицейский и должен что-то сделать с этим чокнутым, но нет, он тоже сидел и смеялся, как все остальные, и я уже ничего не понимал. Фокусник раздвинул в стороны две половинки ящика: в одной половине по-прежнему весело болтались ноги, а из другого торчала голова. То, что осталось от большой девочки-блондинки, весело вращало глазами, и весь зал аплодировал, кроме меня.

И не просите, такому я аплодировать не стану.

Тут старик сдвинул половины ящика вместе, хорошенько стукнул по ним волшебной палочкой, произнёс: «Абракадабра», и большая девочка глуповатого вида вылезла из ящика целая и невредимая, и даже задрала свою расшитую блёстками одежду, чтобы мы убедились, что на ней нет никаких шрамов, и тогда я решил, что, когда вырасту, стану фокусником, потому что это ещё лучше, чем быть Господом Богом, который всё время только слушает просьбы людей и никогда не исполняет их мечты.

Я закрыл один глаз, а потом другой, когда месье повис в воздухе вверх ногами. Он держал за руки даму, а потом зашвырнул её на соседние качели. Я, конечно, видел, что внизу натянута сетка, но мне всё равно было страшно. Какая странная профессия – воздушный гимнаст. Целыми днями только и делаешь, что висишь над бездной ради того, чтобы тебе похлопали. Для этого нужно, наверное, чтобы голова у тебя была набита гороховым пюре, как Рози часто говорит про нас. И это ещё не самое страшное. Самое страшное – это когда они катаются на велосипеде по канату всё над той же сеткой. И, чтобы было ещё интереснее, дама забралась месье на плечи.

Это было уже слишком.

Я закрыл оба глаза.

А когда открыл их, оказался в пасти у льва. Ну, почти.

Меня разбудил удар хлыста.

Лев попятился и забрался на тумбу.

Я посмотрел на своих друзей, и по глазам было видно, как они напуганы.

Цирк – это круто.

Но мне всё-таки больше нравятся американские горки. Там непонятно, чего больше – страха или радости.

И тут месье с хлыстом попросил, чтобы лев прыгнул, и лично я не стал бы так рисковать, потому что прыгать-то ему нужно было в горящее кольцо. Лев медленно слонялся по своей тумбе, как будто размышлял: «Прыгать или не прыгать?» – и тут вдруг раз! – и прыгнул, и оказался гибким, как кошка, и пролетел через кольцо, и даже не коснулся огня своей пышной гривой, и на этом номер был окончен.

Снова пришёл месье в сверкающем плаще и за ним два клоуна, и месье сказал в микрофон: «Надеюсь, вам всё понравилось», а клоуны у него за спиной кривлялись и скакали, и месье помахал нам рукой, и тут все услышали, как Ахмед спросил: «Цирк закончился?», и сверкающий месье ответил: «Нет, малыш, цирк не заканчивается никогда!»

Теперь-то я понимаю, почему Рози часто нам говорит: «А ну прекращайте этот цирк!»

Реймон не говорит, куда мы едем.

Я знаю, что «это сюрприз» и что мы с Камиллой должны выйти из «Фонтанов» рано утром, чтобы «не упустить ни одного солнечного луча».

Я не очень-то люблю сюрпризы. Иногда от них одно разочарование – например, в пакетике-сюрпризе окажется всего лишь пластмассовый солдатик. А иногда так сильно бьётся сердце, и слёзы льются из глаз, и не можешь проглотить ни одного кусочка торта Фердинана, как тогда, в мой день рождения.

Я всё-таки ещё раз спросил, когда мы разговаривали по телефону.

Реймон сказал:

– Ну ладно, это пикник с целой корзиной вкусной еды.

И я больше ни о чём теперь не мог думать.

В машине Антуанетта сидела впереди, а её кресло убрали назад, в багажник. Я это знаю, потому что сам открывал дверцу багажника, вот только почему-то корзины для пикника я там не увидел.

– А где же корзина? – спросил я у Реймона.

– На коленях у Антуанетты. И смотри, осторожнее забирайся в машину, там сумка-холодильник прямо у меня за сиденьем.

– Что такое сумка-холодильник?

– Такая сумка для пикника, в которой держится низкая температура и продукты не портятся. Закрывай багажник и прыгай в машину, Кабачок.

Я поставил ноги на сумку-холодильник и уткнулся подбородком в колени.

Прежде чем открыть комиксы и отправиться с Тинтином на Луну, Виктор прошептал мне на ухо:

– Антуанетта сидит на месте покойника.

И я задумался, о ком это он.

У Реймона такая профессия, что в этом, конечно, нет ничего удивительного, и всё-таки я не представлял себе, что за покойника он мог везти на месте Антуанетты. К тому же покойники не разговаривают, а Реймон любит, чтобы в дороге ему что-нибудь рассказывали.