Александр Граевский - На север!

Словно подтверждая его слова, мотор самоходки несколько раз обиженно чихнул, а потом снова надсадно застучал, торопясь уйти от насмешек.

Самое интересное место на катере, конечно, кабина. В ней по бокам два деревянных сундука. Крышки сундуков — и сиденья, и койки. Везде рассованы какие-то мешки и ящики, над каждой койкой висит ружье. Ближе к носу на кожаном сиденье сидит рулевой, который правит настоящей автомобильной «баранкой». Мише очень хочется покрутить это отполированное черное колесо.

Впрочем, интересного, помимо «баранки», хоть отбавляй. Вылезешь из кабины — попадешь на маленькую палубу. На корме стучит мотор, закрытый железными створками кожуха. Тут же на треноге стоит замок, к которому крепят буксировочный трос. По бортам — маленькие поручни. Все на катере миниатюрное, словно игрушечное. И все же видно, что это — настоящее. Мише нравится такое сочетание — маленькое и настоящее.

Если перегнуться через борт, то видно, как из небольшого отверстия в корпусе непрерывно льется струйка воды. Вода эта теплая. Миша уже знает, что она прошла через мотор, охладила его, а теперь выливается наружу. Об этом ему рассказал черный, загорелый, немножко похожий на негра человек, назвавшийся дядей Гришей. Когда дядя Гриша улыбается, у него между толстыми губами становятся видны белые-белые зубы. А улыбается он часто — веселый.

Сейчас дядя Гриша моет теплой водой посуду. Возьмет тарелку, прополощет ее, потом внимательно осмотрит со всех сторон, еще раз прополощет, уже забортной водой, и только после этого кладет в зеленое эмалированное ведро.

Мише хочется, чтобы дядя Гриша делал все это хотя бы чуть-чуть побыстрей. Уж очень он интересно рассказывает о катере. И слушать умеет с неподдельным интересом. Все выспросит: как кедровка шишки клюет, какая Вишера бывает в половодье, как хариусов ловят.

Правда, хариусами больше интересуется дядя Саша. Коротко остриженный, очкастый, он расхаживает по катеру в одних трусах, все время что-то ищет, на кого-то сердится, невнятно бормоча себе под нос. Но стоит только заговорить о рыбной ловле, дядя Саша заметно веселеет. То и дело приговаривая: «Здорово! Вот это здорово», — он не забывает обстоятельно выспросить, на какую насадку, где, когда и в каком количестве клевали эти самые хариусы. Но особенно его интересуют таймени.

Миша сначала не понял, о чем идет речь, когда дядя Саша спросил о тайменях. Тут уж отец пояснил:

— Это правильное название — таймень, литературное. У нас его ленок зовут, лень.

Ленков Миша знал. Ловил их, правда, редко и маленьких, зато не раз видел у знакомых рыбаков и соседей. Привозили они порой здоровенных рыб, и всегда украдкой, прячась от инспектора рыбнадзора. Ловить эту рыбу запрещено, только не все соблюдают запрет. По совести говоря, Миша так и не может понять — почему тайменей нельзя ловить. Ведь их в Вишере не так уж мало. А если он вместо хариуса попадет, так что с ним делать? Обратно выпускать? Что-то не слышно, чтобы кто-нибудь так делал…

Миша так и сказал дяде Саше. Тот сразу поскучнел, покачал головой, долго о чем-то думал молча. А потом пообещал «при случае» рассказать, почему тайменей нельзя ловить.

Мише это не понравилось. С дядей Гришей лучше разговаривать. Тот не станет откладывать дело в долгий ящик. На каждое Мишино «почему» сразу же дает ответ.

Но сейчас дядя Гриша занят — все еще моет посуду. И Миша лезет на крышу кабины, где рядом уселись отец и Иван Александрович, тот самый пожилой мужчина, который вчера первым подошел к костру.

Интересный вчера был после ужина разговор! Когда Иван Александрович узнал, что отец много раз плавал по Вишере до самых верховьев, то обрадовался. И тут же предложил:

— Нам проводник нужен, Илья Васильевич. В реке тоже свои дорожки есть, а мы их не знаем. Находим, конечно, путь, но порой приходится на это много времени тратить. А у нас время дорого. Лодку вашу на палубу поднимем, будете сидеть да показывать, куда плыть.

Когда отец ответил, что подумает, Миша чуть не закричал ему: «Поедем, папа! Чего ты еще!» — но удержался. Он вообще в тот вечер больше помалкивал. Да и взрослые не очень-то обращали на него внимание — были заняты серьезными разговорами о предстоящем плавании. Миша сначала слушал, а потом и не заметил, как заснул.

Утром, когда он проснулся, все уже были готовы трогаться в путь. Лодку привязали на палубе, свой багаж отец уложил в кабине. Только костер еще дымил, догорая под большим закопченным чайником.

Увидев, что лодка поднята на катер, Миша обрадовался — значит, отец согласился. Вот здорово! Не надо будет слушать надоедливый треск подвесного мотора, «подвески», на котором они поднимались кверху. Моторчик старый, часто капризничает. Бывает, что приходится брать в руки шесты и, упираясь ими в дно, гнать лодку вперед. Работа эта тяжелая. Чуть неверно поставишь шест — лодка начнет заворачивать в сторону, а то и совсем опрокинется. При одном воспоминании о таком плавании у Миши начинают ныть плечи и спина.

На катере же не плавание, а одно удовольствие. Хоть и не очень быстро бежит он, все же неуклонно уходят назад берега.

Особенно приятно Мише даже не это. Ему очень нравится, что он попал в настоящую экспедицию. Вчера у костра Иван Александрович объяснил отцу, зачем и куда эта экспедиция плывет. Сегодня дядя Гриша дополнил этот рассказ. Теперь Миша знает, что это за катер и зачем ему понадобилось плавать по таким неудобным местам, как Кривая протока.

Начальник экспедиции — Иван Александрович. Он ученый, преподает географию в Москве, в университете. Когда дядя Гриша рассказал об этом, Миша долго украдкой наблюдал за Иваном Александровичем, сравнивая его со своим школьным учителем географии. Тот, правда, постарше, но есть у него с Иваном Александровичем что-то общее. Скорей всего взгляд — такой же пытливый, внимательный, умный.

Иван Александрович нетороплив в движениях, все делает без суеты, спокойно. Разговаривает негромко, но его хрипловатый голос очень хорошо слышен даже сквозь шум мотора. Миша заметил, что Иван Александрович часто записывает что-то в толстую черную тетрадь. Посидит-посидит на крыше катера, поглядывая в большой бинокль по сторонам, а потом опять спустится в кабину, достанет тетрадь и пишет в ней.

Неспроста он пишет. Ученый, открывает что-нибудь… Вот только что именно — Миша не мог придумать.

Дядя Саша — тоже ученый. По крайней мере, так говорил отец. В тетрадку он ничего не пишет, во всяком случае Миша этого не замечал. Все время копается в своих больших мешках и вечно что-нибудь ищет. То микроскоп у него пропал, то бутыль с формалином исчезла, то перочинный нож испарился. Все в конце концов находится, но дядя Саша вскоре начинает искать эти предметы снова.